— И удалось?
— Да как сказать? В 1924 году по ленинскому набору меня приняли в комсомол, обязали выписывать газеты, журналы. В это время очень популярным был журнал «Безбожник». Я выписал два экземпляра этого журнала: один себе, а один попу. Журналы приходили регулярно, и поп не выбрасывал их до тех пор, пока не распространился по селу слух, что, мол, поп-то наш самый настоящий безбожник: журнал безбожный выписывает. И вот не знаю, по этой ли причине или по какой другой, «святой отец» вскоре покинул село, и больше в нем попы не водились.
При оранжевом, едва мерцавшем свете карманного фонаря я глянул на часы.
— О, браток, почти три часа мы ползем, а конца еще не видно.
— Теперь уже рядом… Идти здесь будет легче, — уверенно сказал солдат.
Действительно, минут через пятнадцать мы добрались до командного пункта полка. Он располагался на берегу, буквально метрах в пяти от кромки волжской воды.
— Сюда, — указал Кривулин на черный проем, видневшийся под невысоким обрывом.
Миновав два крутых зигзага в земле, мы оказались в обшитой досками землянке. Здесь, у входа, обняв автоматы, свернувшись в калачик, на полу спали двое солдат. В дальнем углу писарь выстукивал что-то на машинке. Склонившись над столом, при свете «сталинградки» (так называли сплюснутую артиллерийскую гильзу, приспособленную под коптилку) несколько офицеров рассматривали карту. Среди них я увидел и командира полка подполковника Дмитрия Ивановича Панихина. Он, как всегда, держал в зубах неизменную черную трубку «Мефистофель» и попыхивал ею с особым смаком.
Увидев меня, Панихин бодро поднялся и, припадая на одну ногу (после ранения), подошел ко мне. Выслушав мой доклад о прибытии, он представил высокого, широкоплечего, с волевым лицом подполковника Петра Васильевича Данилова — своего заместителя по политической части. В помещении еще находились начальник штаба полка Михаил Тимофеевич Сочнев — коренастый майор и худощавый, с бородкой клинышком, строго подтянутый, с проницательными серыми глазами начальник артиллерии Василий Игнатьевич Мачулян. Все они, кроме Данилова, были молодыми офицерами, едва ли каждому из них перевалило за тридцать.
— Кадровый? — спросил у меня Панихин.
— Кадровый, но из политработников. Без всякой общевойсковой переподготовки прямо к вам в заместители.
— Знаю. Воюете давно?
— С первого дня.
— Стреляный, значит, гусь?
— Стреляный, и немало.
— Вот и хорошо. А насчет переподготовки не беспокойтесь. Лучшей академии, чем в Сталинграде, нигде не пройдешь.
— Это верно.
— Знакомьтесь с обстановкой и действуйте. Вот вам и вся академия.
Поговорили, как водится в таких случаях, о разных разностях. А потом я спросил:
— На что мне, товарищ гвардии подполковник, обратить внимание, чем заняться сейчас?
Панихин изучающе посмотрел на меня и, улыбнувшись, посоветовал:
— Ложитесь спать. Глаза-то вон как воспалены. Наверное, суток трое не спали?
Я был тронут его вниманием.
ЗАДАЧА НОМЕР ОДИН
Несколько дней я провел в подразделениях. Знакомился с солдатами и офицерами, интересовался их фронтовым опытом и политико-моральным состоянием.
У всех воинов было одно стремление, одно желание — быстрее победить врага.
В одном из блиндажей, в роте старшего лейтенанта Наливайко, мне показали только что выпущенный «боевой листок». В нем было помещено незатейливое стихотворение солдата. Начиналось оно так:
— Обязательно будет бита. Иначе и быть не может, — сказал я.
Наливайко почесал затылок, вопросительно посмотрел на меня.
— Что вы, товарищ старший лейтенант?
— Пополнение будет? Людей у нас не густо. На сегодняшний день у меня в роте всего двенадцать активных штыков.
Такое положение было и в других ротах. Пополнение в те дни прибывало, действительно, туго. Поэтому комбаты опирались на военную смекалку бойцов и свой опыт, днем и ночью совершенствовали оборону: рыли дополнительные ходы сообщения, строили ложные огневые позиции, из которых, для видимости, периодически стреляли.
Знакомясь с личным составом, я одновременно изучал систему обороны, передовую линию полка.
Передовая проходила по резко пересеченной местности, линия ее была сильно изломана. На правом фланге, у нефтесиндиката, немцы вклинивались в нашу оборону. В районе Крутого оврага, напротив, подразделения полка вклинивались во вражескую оборону метров на сто пятьдесят. На левом фланге наши огневые точки располагались прямо на прибрежном обрыве Волги.