2-й и 3-й батальоны решительными ударами выбили гитлеровцев из ряда траншей у Тира, за железной дорогой и, оставив там небольшое прикрытие, двинулись навстречу приближающейся группе воинов Донского фронта.
После короткого знакомства наши комбаты и представитель политотдела майор Л. П. Корень вручили встретившемуся подразделению Красное знамя.
Встреча превратилась в немноголюдный, но бурный митинг. Незнакомые солдаты, пропахшие пороховым дымом и потом, крепко обнимались, хлопали друг друга по плечам. В их глазах сверкали слезы. Слышались возгласы: «Привет гвардейцам Родимцева!», «Смерть фашистским оккупантам!», «Да здравствует наша победа!»
Наблюдая со своего НП, я докладывал обо всем этом Панихину. А спустя какое-то время он сообщил мне, что соединились с частями Донского фронта и воины 39-го и 42-го полков, и попросил меня спуститься на КП полка.
Соединившиеся у Мамаева кургана войска Донского фронта и 62-й армии разрезали окруженную фашистскую группировку на две части. Одна из них оказалась южнее Мамаева кургана, в центре города, со своим главнокомандующим Паулюсом; другая — севернее кургана. Ее-то, другую, нам и предстояло добивать.
Сразу же после встречи с войсками Донского фронта 34-й полк перебросили под южный склон высоты 112,0, которую опоясали три яруса вражеских дзотов и траншей. Система огня у них была построена так, что нижняя группа дзотов защищалась перекрестным огнем пулеметов, расположенных в среднем и верхнем поясах. Целый день полк штурмовал курган, но безуспешно.
Наступил морозный и темный вечер. Капитан Кулаев подошел к командиру полка.
— Разрешите мне, товарищ подполковник, попробовать ночью захватить один из вражеских дзотов? Я возьму с собой не больше трех солдат.
Панихин подумал и разрешил.
Всю ночь капитан ползал в снежных сугробах в обороне противника, а на рассвете явился с фашистом чуть ли не двухметрового роста.
— Какой там был интересный момент, — рассказывал Кулаев. — Мы вошли в их дзот с тыла по траншее. Этот верзила, — комбат указал на гитлеровца, — сидел у пулемета, уткнув рыло в амбразуру. Другой подбрасывал чурки в «душегрейку». В темноте принял нас за своих, стал докладывать мне. А этот обернулся да как заорет на него. По-видимому, сказал: «Дурак, кому ты докладываешь?» Тот сразу выхватил из ножен кинжал, а я как засветил ему пистолетом в висок, он и отдал концы. Тем временем два гвардейца справились с другими пятью гитлеровцами, лежавшими на нарах. Ну, а у этого потом и язык отнялся, стоит и икает. А я думаю: икай себе, только не кричи, для надежности дал ему подзатыльник и повел сюда.
— А где же ваши бойцы? — озабоченно спросил комбата командир полка.
— Как где? Там, в блиндаже. Мы его переоборудовали… Я туда послал еще людей, — спокойно ответил капитан.
Захваченный Кулаевым вражеский блиндаж дал возможность нашим бойцам проникнуть в ходы сообщения не только первого, но и второго и третьего поясов обороны противника. И это решило исход боя за овладение мощным узлом сопротивления врага.
С высоты 112,0 полк перешел к заводу «Баррикады». Здесь он с ходу очистил от фашистов улицы Красноармейскую и Центральную.
К вечеру того же дня полк выбыл в распоряжение командующего 62-й армией и получил задачу овладеть опорным пунктом врага, расположенным в районе хлебозавода по улице Стальной.
Подтянув вплотную к заводу батальон, Мудряк тщательно произвел разведку. Он установил, что главный опорный пункт гитлеровцев находится не на хлебозаводе, а несколько дальше от него — в трех домах из красного кирпича, стоящих рядом, окна и двери которых укреплены, а подходы к ним — заминированы.
Получив такие сведения, Панихин сказал:
— Кажется, это будет последний серьезный штурм.
— Разрешите мне туда отправиться? — попросил я.
— Об этом и речь идет, — усмехнулся подполковник.
В течение всего дня мы изучали эти дома и подступы к ним и пришли к заключению, что овладеть этим опорным пунктом без артиллерии невозможно. Доложили об этом командиру полка.
— Будет артиллерия, — коротко ответил Панихин.
Поздно вечером полковые артиллеристы прикатили в батальон два орудия и установили их против домов — в развалинах через улицу. Прибыло пополнение — человек тридцать пехотинцев.
Штурм назначался на рассвете. И тут нам, как говорится, чертовски повезло: около четырех часов утра на КП батальона неожиданно появился майор-танкист. В его распоряжении было что-то около двенадцати или шестнадцати танков. Шли они на выполнение какого-то особого задания.
— Помогите нам, товарищ майор, ликвидировать это фашистское гнездо, — попросили мы танкиста.
Вначале майор и слушать не хотел. Потом переговорил с кем-то по рации и согласился поддержать нас двумя танками.
У нас было все готово к штурму. Солдаты с нетерпением ждали сигнала. А гитлеровцы вели себя так тихо, будто их уже не было в этих домах.
«Чтобы не разрушать напрасно дома, надо проверить», — смекнул Мудряк и приказал одновременно из разных мест дать очереди из автоматов по окнам и выходам из подвалов. В тот же момент изо всех домов последовал ответный огонь.
— Ага, значит, вы никуда не удрали, — сказал комбат и пустил в небо зеленую ракету.
Грохнули полковые орудия. Их поддержали танки. Гитлеровцы снова умолкли.
— Сдавайтесь! — крикнул кто-то из бойцов.
Фашисты не отвечали.
— Удрали, черти! — сказал солдат и поднялся над развалинами.
Тут же в морозном воздухе сухо протрещала пулеметная очередь. Над головой солдата просвистели пули.
— Ожили, сволочи! Дать по ним еще огонька из орудий! — распорядился Мудряк.
Один миг, и над домами снова поднялась красная пыль. Когда она чуть рассеялась, из подвала левого дома показался фашист. Над его головой развевалась белая простыня. Подняв руки с полотенцами, робко стали выходить и другие вояки. Их было человек пятьдесят. Выйдя на улицу, они беспорядочно кучковались, не зная, куда идти.
— Ком сюда! — крикнул им гвардеец и махнул рукой.
Прижимаясь друг к другу и озираясь по сторонам, фашисты подошли к нам. Мы дали им одного сопровождающего автоматчика и отправили на сборный пункт пленных.
Из других домов фашисты не выходили. Но они и не стреляли.
— Сдавайтесь! — снова предложили гвардейцы.
Ответа не последовало.
— Сейчас они отзовутся, — сказал танкист и повернул башню танка так, что дуло орудия стало смотреть прямо в дверь подвала, и дал туда, один за другим, два выстрела.
— Ну, вот… Я так и знал, что этот язык для них будет понятнее, — улыбнулся танкист, заметив, как враги поспешно стали выбираться из подземелья. Их было человек семьдесят.
Самой трусливой оказалась группа в третьем доме. Сложив оружие в темном помещении, гитлеровцы жались друг к другу, боясь показаться на улицу. Пришлось нашим бойцам помочь им вылезти оттуда. А их было не меньше восьмидесяти.
Утром 1 февраля до нас дошла радостная весть о том, что 31 января полностью капитулировала вражеская группировка южнее Мамаева кургана и пленен сам командующий 6-й армией Паулюс, вдруг ставший фельдмаршалом.
2 февраля нам довелось быть свидетелями катастрофы громадной и сильной группировки вражеских войск.
На рассвете того дня Дмитрий Иванович сказал мне:
— Вам придется сейчас пойти в батальон Гущина, который находится на перекрестке железной и шоссейной дорог. Это очень ответственный район. Там не исключена возможность появления противника крупными подразделениями со стороны станции Гумрак.
Командный пункт Гущина помещался в подвале какого-то большого кирпичного здания. С высоты его разбитых стен хорошо просматривалась окрестность.
С рассвета бойцы батальона были заняты выискиванием немцев, прятавшихся в одиночку и группами в подвалах и развалинах. Они все еще на что-то надеялись или боялись сдаваться в плен.
Около десяти часов утра запищал телефон. С наблюдательного пункта докладывали: