Выбрать главу

За Чуйковым выступил Родимцев.

— Гвардейцы выстояли перед натиском численно превосходящего врага. Их упорство и стойкость не были сломлены ни бомбами, ни снарядами, ни яростными фашистскими атаками. В летописи великой битвы будут навечно записаны имена бойцов-гвардейцев — стойких защитников волжской твердыни. Наша дивизия сражалась здесь сто сорок один день. В первые же сутки мы отбросили врага, не дали ему распространиться в городе. Тогда же я заявил генералу Чуйкову: бойцы 13-й гвардейской скорее умрут, нежели оставят город. Гвардейцы стояли насмерть и, выстояв, победили. Нам тяжело смотреть на этот истерзанный город, в котором нет ни одного вершка земли, где бы не было жестоких следов войны. Здесь, среди развалин, мы клянемся бить врага и впредь по-гвардейски, — закончил он свою речь под гром аплодисментов.

И эти аплодисменты как-то особенно гулко отозвались в обугленных стенах огромного здания универмага, в котором несколько дней тому назад воины 38-й мотострелковой бригады взяли в плен командование гитлеровской 6-й армии во главе с фельдмаршалом Паулюсом.

Командующий 64-й армией генерал-лейтенант Шумилов рассказал о героических подвигах воинов их соединений, боровшихся с фашистскими захватчиками в южной части города.

— Мы клянемся нашей партии и Родине, что восстановим город, и его мощная индустрия вновь будет ковать победу над гитлеровцами, — закончил свою речь секретарь обкома партии А. С. Чуянов.

В конце дня у нас состоялся полковой митинг. На нем выступали передовые офицеры и рядовые гвардейцы. Рассказывал о своих боевых подвигах и подвигах товарищей гвардии лейтенант Пончин. Он закончил свою речь так:

— На городском митинге я видел, с какой благодарностью смотрели на нас жители Сталинграда. И мне думалось: сколько же еще таких советских людей ждет нас, ждет, пока мы освободим их! Так поклянемся же, что мы не пощадим ни своих сил, ни самой жизни в борьбе за освобождение советской земли от гитлеровских захватчиков. Дойдем до Берлина и добьем там фашистского зверя!

На трибуну вышел Данилов.

— Только что на имя командира дивизии получена телеграмма из Москвы. В ней говорится: «Родимцеву, Вавилову. Передайте доблестному личному составу гвардейцев вашей части, собравшему один миллион двести тысяч рублей на постройку танковой колонны, мой братский привет и благодарность Красной Армии. Сталин».

Последние слова Петра Васильевича заглушились громкостью аплодисментов и криками «ура».

Весь этот день мы писали наградные листы, письма в колхозы, на предприятия. Одновременно готовили фронтовой бал победы.

Бал состоялся. На нем было все необходимое, чтобы воины достойно отметили свою победу. Он завершился большим концертом и кинофильмом.

В конце пиршества мы с Даниловым вышли на обрыв. Перед нами Молчаливо лежала скованная льдами Волга. Вглядываясь в кручу берега, Данилов заметил:

— Удивляюсь, как нам удалось уцепиться за этот обрыв и продержаться столько времени против такой силы?

НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

Наш успех в битве на Волге знаменовал собой начало коренного перелома в ходе Великой Отечественной и всей мировой войны.

Однако до полной победы над гитлеровской Германией было еще далеко. Нам предстояло передохнуть, чтобы потом снова обрушиться на врага свежими силами и добить его окончательно.

Вскоре дивизию Родимцева перевели на левобережье. Здесь она, в полном смысле слова, чистилась, мылась — готовилась к встрече 25-й годовщины Красной Армии.

В один из таких дней Панихин сказал мне:

— С тебя сегодня, кажется, что-то причитается.

— А именно?

— Почитай приказ и узнаешь.

Я глянул в бумагу и прочел строчку, подчеркнутую красным карандашом. Там говорилось: «Заместителя командира 34-го гв. с. п. гвардии майора Коцаренко В. К. назначить командиром 42-го гвардейского стрелкового полка 13-й гвардейской дивизии».

42-й полк размещался поблизости, в заволжском поселке, и я принял его в тот же день и полностью отдался подготовке части к параду.

Это оказалось довольно трудной задачей: как ни старались показаться с лучшей стороны выстроенные передо мной подразделения, это им не удавалось. Уж слишком тяжелый отпечаток наложили на них суровые дни сражений. У многих солдат шинели были в пятнах и с дырами, обувь нуждалась в капитальном ремонте.

А время неумолимо подвигалось к 23 февраля. Днем занимались строевой подготовкой, а вечером полк превращался в огромный комбинат бытового обслуживания — работали сапожные, портняжные мастерские, бани, прачечные. Большую помощь оказывало население. Все женщины, способные работать, с охотой, любовью стирали, чинили и гладили белье и верхнюю одежду бойцов.

С каждым днем внешний вид гвардейцев становился привлекательнее и внушительнее.

И вот настал день, когда на небольшой сельской площади полки выстроились для парада. Парад принимал генерал-лейтенант А. С. Жадов — командующий 5-й гвардейской армией, в состав которой к этому времени вошла наша дивизия.

Очень лестно было слышать, когда он сказал:

— Парад прошел отлично. Все полки имели приятный внешний вид и хорошую строевую подготовку.

Здесь же командующий поставил задачу быть готовыми в путь на запад.

ДЕСЯТКИ ЛЕТ СПУСТЯ

С тех пор прошли десятки лет. Много воды унесла Волга в седой Каспий. Пожелтели страницы газет с боевыми сводками. Кое-что стало выветриваться из памяти, забываться.

И вот как-то в один из погожих летних дней 1972 года я получил письмо из Днепропетровска.

«Уважаемый Василий Калинович, — писал Виктор Агафонович Календа, член совета ветеранов 13-й гвардейской Полтавской ордена Ленина дважды Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова стрелковой дивизии, — совет ветеранов просит Вас принять участие во встрече ветеранов 13-й гвардейской, посвященной тридцатилетию переправы через Волгу и вступлению ее в бой с немецко-фашистскими захватчиками в Сталинграде. Встреча состоится 14–16 сентября».

К письму прилагалось приглашение.

13 сентября я прибыл в Волгоград. Сбор был назначен в школе-интернате № 1, в той самой школе, один из корпусов которой стоит на месте северного крыла Г-образного дома. А от дома, конечно, не осталось никаких признаков.

Разместившись в одной из отведенных для нас комнат на втором этаже, я спустился вниз, вышел на крыльцо. Тут-то и начались наши волнующие незабываемые встречи: объятия, слезы радости, веселый смех, воспоминания.

Честно говоря, не многих я узнал сразу. И не мудрено, если даже самым юным из них в то время теперь было уже под пятьдесят и более лет.

Первым подошел ко мне широкоплечий адыгеец. Его густая шевелюра изрядно посеребрилась, на лице обозначились морщинки. А ведь это тот самый молоденький артиллерист Меджид Тлий, которому тогда едва было двадцать лет. У него два ордена солдатской Славы и до десятка других наград.

Тут же всматривается мне в лицо другой гвардеец.

— Вы меня помните, товарищ подполковник?

— Смутно, — улыбнулся я.

— А не забыли утро 26 января 1943 года? Тогда мы первым батальоном штурмовали Мамаев курган. Там я был ранен. Вот куда меня царапнуло, — он показал на правый висок. — Рядовой разведчик Белов Вячеслав Степанович. Славкой меня звали.

— Стой, стой… Вас двух тогда ранило? — вспомнил я.

— Да, да, меня притащили к сгоревшему товарному составу, где был ваш наблюдательный пункт. Вы наклонились ко мне, спросили: «Как чувствуешь себя, браток?» — и, отправляя в медсанбат, поцеловали меня.

Эти воспоминания взволновали меня до глубины души. Я обнял бывшего разведчика.

— Сейчас-то где живете, чем занимаетесь?

— Живу в Волгограде, работаю, воспитываю молодежь.

Вот подошли два бывших полковых врача: украинец полковник медицинской службы Николай Кириллович Комелев, грузин капитан первого ранга медицинской службы Иосиф Георгиевич Коронадзе. Они особенно запомнились гвардейцам, так как почти каждый прошел через их спасительные руки.