А вопросов всё больше и больше, непредвиденных и неприятных, от которых появилось такое чувство, будто около твоего носа, надоедливо жужжа, крутится комар и ты его никак не можешь поймать.
Наконец, все вопросы были исчерпаны, но и выступления участников заседания не принесли успокоения.
Первым выступил Григоренко, прямо заявив, что живую работу с людьми директор промхоза подменил голым администрированием, назвал даже человеком, оторвавшимся от коллектива, кабинетным работником, вспомнил случай, когда Кубриков заставлял бухгалтера дать телеграмму в область с завышенными процентами выполнения плана; Васильчиков упрекнул за то, что он, Кубриков, не помогает развёртывать соревнование на участках, не учится; Пекарев и тот не преминул сказать, что все ценные начинания в промхозе проводятся без участия директора. И что особенно возмутило Тихона Антоновича, так это выступление Жаворонкова. Рассказав о работе Быстринского участка, об инициативе Прокопьева, решившего во всех колхозах района организовать зверофермы, о борьбе охотников за «мягкое золото», он в заключение заявил: «Успехи были бы значительно лучше, если бы директор поддерживал инициативу передовиков, а не вставлял палки в колёса» (так прямо и сказал: «Если бы директор не вставлял палки в колёса». Вот уж не ожидал!) — вспомнил случай, когда Кубриков не разрешал продавать лисиц на потомство для колхозных звероферм, и ещё добрых десять минут говорил о других недостатках.
Рассеянно слушая последующие выступления, Тихон Антонович думал о Жаворонкове. «И что за человек? Вместо того, чтобы показать промхоз в лучшем свете (а ведь есть о чём сказать: план-то выполняется!), так нет, недоделки выпячивает. Смотрите: вот, мол, мы какие, самокритикой занимаемся… И что с Прокопьевым носится. Ценная инициатива! Зверофермы в колхозах организует! Подумаешь, героизм!»
Кубриков почувствовал, как злость на Прокопьева, на Жаворонкова и на всех выступавших здесь, будто ёж, колючими иголками шевелится в глубине души.
После всех выступал секретарь райкома. Кубриков смотрел на Измайлова, на его невысокую коренастую фигуру, на правильные черты лица, на седину висков и думал: «Этот с плана начал, сразу видать, понимающий человек», но вдруг насторожился.
— Что план выполняется, это хорошо. Но план без перспектив — омертвевший костяк, — говорил Измайлов. — Если ты сегодня даёшь сто процентов, завтра должен дать больше, послезавтра удвоить, а это можно сделать тогда, когда создашь для этого условия, накопишь резервы. А в вашем деле, товарищ Кубриков, тем более никак без этого нельзя. Поднажмут охотники как следует, так через два года всех зверей повыловят. А тогда что? Законсервировать промыслы и ждать, когда зверьки снова наплодятся, а стране нужна пушнина. Мы этого допустить не имеем права. Надо помнить слова товарища Сталина, которые он говорил на первой Всесоюзной конференции работников промышленности: «Нельзя по-старому оборачиваться на старых источниках накопления. Чтобы обеспечить дальнейшее развёртывание промышленности и сельского хозяйства, нужно добиться того, чтобы пустить в дело новые источники накопления, ликвидировать бесхозяйственность…» Вы же этого не помните. Обольстились успехами, живое руководство подменили бумажками, потому и перестали смотреть в будущее. А мы вас предупреждали. Хотелось бы спросить вас: обеспечиваете ли вы своим руководством выполнение поставленных перед промхозом задач, не отстали ли вы от жизни?
Кубриков медленно поднялся со стула, лицо покрыли красные пятна.
— Не знаю… — ответил он. — Задачи мы выполняли. С планом у нас… В передовых по области числились. В пример другим ставили. Вот только Дружников, перловцы, того… обогнали.
Вот, вот, — заметил Измайлов, — успехи своей спиной всё остальное заслонили. Молимся, молимся на них, мещанским благополучием обрастаем, а недостатки накапливаются, растут, расцветают и вдруг — бац! — взрыв. Успехи им погребены, одни недостатки во весь рост стоят, распрямив свои мощные плечи. Глядишь, всё дело и загублено. Нет, товарищ Кубриков, устарели вы, и не по возрасту, а как руководитель. Где ваши былые организаторские способности? Где ваш былой энтузиазм? Порастеряли, по капельке растратили. Тиной благодушия они заросли. Каково мнение членов бюро?
Слова секретаря райкома были так неожиданны для Тихона Антоновича, что он растерялся. Побледнев, обиженно поджав губы, Кубриков стоял у стола и перебирал дрожащими пальцами листки доклада, словно ища в них ответ на вопрос: «Почему?» До его сознания плохо доходило то, о чём говорили члены бюро, но, когда они стали голосовать за назначение директором промхоза Прокопьева, он остро почувствовал, что для него больше нет оправданий.