Глава двадцать первая
Свою временную базу промысловики устроили на одном из высоких островков, названном почему-то «Степенным», не заливающимся водой даже в половодье. В центре островка, под тремя могучими тополями, которые, по преданию старожилов, были посажены изыскателями трассы Транссибирской магистрали, Тимофей с Ермолаичем натянули утеплённую палатку. В ней разместился профессор со своими приборами. Рядом поставили палатки охотники.
Весна набирала силу — и охотники спешили. Ондатра разбивалась на пары — нельзя было запаздывать с переселением. С раннего утра до густой темноты промысловики пробирались на лодках по кое-где вскрывшимся ото льда водоёмам, а часто пешком по пористому, но ещё крепкому льду, перетаскивая за собой долблёнки, устанавливали в местах, изобилующих ондатрой, живоловки с накиданной в них заманчивой морковью. Выловленных зверьков доставляли на остров «Степенный» в палатку, которую в шутку переименовали в научно-исследовательскую лабораторию. Здесь ондатрой занимался «учёный штаб», состоящий из профессора Лаврушина, Валентины Михайловны и… Тимофея Шнуркова. Шнурков при встречах с охотниками хвастал:
— Во, Тимофей лаборантом стал. Знай наших!.. Сам Вениамин Петрович так меня прозывает, — и покрикивал, принимая от охотников добычу: — А ну, пошевеливайтесь!.. У нас время графически расчерчено.
Охотники посмеивались над Тимофеем, зная, что вся его лаборантская деятельность заключалась в том, чтобы принять от них живоловки с ондатрой, поставить на весы, снять, подать, поднести и исполнить другие малозначащие дела.
Вениамин Петрович тщательно изучил схему участка, ознакомился с работой звероводов по исследованию водоёмов и остался доволен.
— Правильно, правильно, Валентина. Михайловна, — говорил он, близоруко щурясь. — Оценка водоёмов хорошая. А главное: глубину измерили, солевой режим установили. От глубины произрастания растений во многом зависит рост поголовья ондатры. Особенно в ваших сибирских условиях. Так, так!..
— Что верно, то верно! — поддакивал Тимофей, при всяком удобном случае стараясь показать свою осведомлённость в ондатроводстве. — Я вон наблюдал намедни, как одна зверушка выскребала изо льда телорез, а рос бы пониже, подходи под водой и бери готовенькое, как в кормушке. Так ведь, товарищ профессор?
— Так-то оно так, — неопределённо ответил Лаврушин.
— Вот, а я что говорю! — восторженно поднимал кверху остренькую бородёнку Тимофей.
Профессор и Валентина Михайловна измеряли доставленных промысловиками зверьков, взвешивали их на весах, определяли длину пуха и густоту меха, данные заносили в книгу и после этого решали:
— На переселение!
Или:
— На прежнее местожительство.
Истощённых и недоразвитых ондатр возвращали на прежние водоёмы, лучших отобранных бригада во главе с Иваном Благининым, который после отъезда Прокопьева в промхоз стал заведующим участком, доставляла на новые, необжитые озёра и глубоководные плёса.
Поздно вечером охотники возвращались на «Степенный» усталые, измученные тяжёлыми переходами по залитому водой льду, по расквасившейся лабзе, измазанные илом, наскоро ужинали и, усевшись вокруг яркого костра, вели беседу. Однажды разгорелся спор, в который вмешался и профессор Лаврушин.
— Век промышляли наши охотники, — начал Ефим Мищенко, — и не думали, что зверь переведётся. Никакого мичуринского учения не знали, а добывали столько, что коробами возили скупщикам.
— Так тогда и ондатры-то здесь не водилось, — возразил Борис Клушин.
— А при чём тут ондатра, — упирался Ефим. — Зато другого зверя вдоволь было.
— Было, скупщикам коробами возили, — ворчал Ермолаич, — вот и вывезли, что после их хозяйствования достался нам кукиш на постном масле. Хищнически хозяйничали, потому и до сих пор приходится поправлять дела.
— Природа сама поправит. У ней свои законы, свои планы, — возражал Ефим. — Как черти по болотам носимся, с одного конца в другой ондатру перегоняем. Да она и сама знает, куда податься. Худо в одном месте, разыщет другое, более подходящее. А то бонитировка, селекция, биотехника, второй год посевом на болоте занимаемся… Учёные выдумки!
— Нехорошо, мой дружка, говоришь. Салимка думает: от лени у тебя такая мысль, — вмешивался Зайнутдинов. — Помогать надо зверю разводиться…
— Ты много помогал, знаем тебя! — бросил Ефим сердитый взгляд на Салима, намекая на случай с лосем.
Ты мне не напоминай, — рассердился и Салим. — Салимка может после этого сто раз пережил свой ошибка, а ты бередишь. У-у, шайтан!..