— Вениамин Петрович, — не мог удержаться Благинин, — так я и есть тот, которого она тогда хоронила. Я не погиб, я был тяжело ранен и засыпан землёй при взрыве. Врачи отходили.
— Да ну! — удивился профессор. — Вот не думал. Оказывается, мы давно с вами знакомы. Рад, рад за неё. Тем более… Берегите же, Иван Петрович, её, как она берегла свою любовь. Это большое счастье…
Благинин почувствовал, как кровь прилила к лицу. В этот момент ему было так тяжело, как никогда после разрыва с Валентиной. Своими откровениями профессор перевернул ему душу. Он задумался. Молчал и Лаврушин.
Мимо проплывают берега ещё в жёлтом уборе. Солнце играет бронзовыми бликами на воде. В воздухе звенят переливчатыми голосами жаворонки, где-то, забившись в камыши, всхлипывают гагары-огнёвки.
На одном плёсе Иван увидел пару уток. Селезень в красивом весеннем наряде прихорашивался около утки, то и дело распуская крылья и ощипывая сизовато-коричневую грудь. Заметив вынырнувшую из камышей лодку, птицы медленно двинулись к куреню чахлого рогозника. Они плыли дружно, бок о бок, переговариваясь на своём, птичьем языке.
«Ишь ты, какая дружба! — подумал Благинин и опять мысленно перенёсся к Валентине. — Вот бы и нам так жить, а всё я… Зря погорячился. Зря! Вот и профессор, хотел он этого или нет, а ещё раз подтвердил мою глупость». И у него появилось чувство обиды на себя и горечь утраты, и где-то, глубоко в сердце, жалость к ней. Пойти бы сейчас к Валентине, сказать, что он раскаивается в необдуманном поступке, да она не захочет его слушать. Она гордая! Гордая, но хорошая…
Чтобы отогнать от себя набежавшие вдруг мысли, Благинин повернулся к профессору и хотел продолжить с ним разговор о Сибири, но заметил, что тот пристально смотрит куда-то в сторону, а на лицо легла тень не то тревоги, не то испуга.
— Смотри-ка, Иван Петрович, — проговорил Лавру-шин, указывая рукой в ту сторону, где уступом входил в озеро редкий камыш.
— Что? — не понял Иван.
— Да смотри же, смотри. На валежниковом островке…
На крохотном островке из переплетённого рогозового валежника, покачивающемся посредине озера, скопилось до полтора десятка ондатр. Зверьки то и дело соскальзывали в воду, снова взбирались на островок, хищно оскалив зубы, кидались друг на друга, вступая в борьбу за обладание местом на валежнике.
— А вон ещё!..
На тальниковом кусте шла такая же жестокая борьба между зверьками.
— Вода поднялась. Не иначе Карагол тронулся, — тяжело проговорил Иван, хватаясь за вёсла. — Все наши труды могут прахом пойти.
— Скорее на «Степенный»!.. Надо спасать! — крикнул Вениамин Петрович, словно боясь, что Иван его не услышит.
Благинин сильными взмахами завернул лодку против течения и погнал её к охотничьей базе, расположенной на острове «Степенном». Профессор помогал грести, судорожно уцепившись за поручни вёсел.
На пристани сидели Шнурков и Ермолаич. Тимофей рыбачил. Поплевав на червя, он далеко закидывал леску в воду, приговаривая: «Ловись, рыбка, маленькая и большая, уха будет!» Поплавок дёргало, и Тимофей, предварительно подсекая, выхватывал леску из воды. На крючке трепыхался маленький гальян. Иногда попадалась рыбёшка покрупнее. Ермолаич, примостившись на чубатой кочке, читал, искоса кидая взгляд на поплавок.