Deive, мн. ч. Deives значит: злой дух, призрак, bose geister, gespenster (Kurschat, Nesselm. s. v.); у Ласицкого «visa et spectra»; у Шлейхера: «Gespenst; scheint früher Gottheit bedeutet zu haben» (Sitz. Ber. Wien, 1854, p. 97). Затем оно имеет также значение почитаемого предмета, как, например, камня (Ростовский); но от этого еще далеко до предмета, искусственно обработанного и представляющего человеческую фигуру, статую. Abrozas, Ebrozas, Bałwonas указывают на славянское происхождение; значит, для выражения чужого, нелитовского понятия следовало обратиться к чужому, нелитовскому языку. Мне кажется, что эти слова заимствованы из польского языка, так как в великопольском наречии буква а в последнем слоге слова bałwan произносилась как о (a pochylone), как, например, в польском рán (роn), лит. ponas.
Польское bałwan означает необработанную глыбу значительной величины, например глыбу снега, льда, соли, камня, руды; затем глыбу, обработанную человеческой рукой; предмет различной величины, изваянный, литой, струганый (например, каменная баба), которому отдавали честь, поклонялись; (см. слов. Linde и Słownik jęz. polskiego, издаваемый в Варшаве в 1898 году, s.v.). Последнего рода предметов литовцы не знали, и именно поэтому настоящего литовского слова для их обозначения не существовало.
Сказанное о bałwonas касается также слов Abrozas, Ebrozas.
Stułpas, реже stułpa, также славянского происхождения, водворившееся с давних времен в литовский язык и вытеснившее мало-помалу в некоторых областях настоящее литовское stebas. Оба слова, stułpas и stěbas, означают жердь, а главным образом столб различной величины в стоячем положении, все равно, стоял ли он особняком или в известном количестве как косяки и т. п.[109]
Не подлежит никакому сомнению, что литовцы столбам, поставленным для совершения известных обрядов, отдавали известную честь. На это указывает сам язык, в котором stěbmeldis означает почитателя столба, stěbmeldiste – почитание столбов, принявшее впоследствии у писателей общее значение идолопоклонника, идолопоклонства, точно так, как «почитатель огня» перешло в общее «идолопоклонник».
Теперь рождается вопрос: в каком виде представлялись этого рода столбы?
Вещественных памятников не имеется. Деревянные столбы были уничтожены временем или нарочно низвержены и истреблены; однако из памяти народа они не исчезли, а сохранились при совершении известных обрядов, и смею утверждать, что высокие кресты, поставленные в некоторых окрестностях Литвы на могилах, напоминают собою высокие, когда-то почитаемые столбы. В литературе редко упоминается о столбах. Вот что о них сообщает Преториус. (Автор приводит обширную цитату на языке оригинала, речь в которой идёт о жертвоприношении растений с использованием козлиной шкуры и шеста высотой восемь саженей около дуба и камня; его проводит старик вайделот, а молодежь при этом поет и танцует. После того происходят совместное пиршество, раздача остатков жертвоприношения и жрец говорит проповедь с упоминанием языческих богов, одного из которых вайделот не называет по имени.)
О другом роде высокой жерди или столба, поставленных в День св. Ивана и названных Kaupole, Kupole, упоминает тот же Преториус:
«В настоящее время в Надровии и Жалавонии, так же как и в Жемайтии, сохраняется обычай в День св. Иоанна привязывать пучок всевозможных трав на длинный шест, они поднимают этот столб и надежно устанавливают его вертикально. Такой шест они называют kaupole, а стоит он так долго, пока не сочтут это достаточным. Пучки трав снимают с шеста и… считают, что такая трава станет панацеей от всех болезней».
Обращаем внимание на то, что… Преториус жердь или столб называет statua (р. 24), козлиную кожу же, развешанную на столбе, idolum (p. 26).
Около Дня св. Ивана совершался подобный обряд[110]. «В нынешнее время женщины Надровии и Жалавонии специально отправляют в поле служанок собирать иванову траву. Когда те приносят ее, хозяин или хозяйка берет столько растений, сколько в семье человек, и втыкает их в стену или балку до конца, чтобы те расцвели, если растение гибнет, то соответствующий человек заболеет или даже умрет. Растения связывают в пучок, весело крепят на длинный столб с радостью и ставят его вертикально, чтобы был хороший урожай; они также называют его Kupole, а праздник Kupoles…» (p. 56).
В XIX веке (1832) Шульц, прецентор в Лазденене (ныне Краснознаменск Калининградской обл. – Ред.), описал быт литовцев в приходах Вилуны, Ширвинты, Шилены, Будветы и Вишвилы, под заглавием «Kupola Johanniskraut, Hypericum perforatum». Nesselm. L. W. 211 s.v.
Рукопись in 4°, состоящая из 191 страницы, находится в Wallenrodsche Bibliothek s. sig. Μ. S., № 78, в Кенигсберге[111]. Со с. 65 начинается описание обрядов в День св. Ивана. Накануне этого дня девицы собирают румянок (ramune)[112] и другие полевые цветы. Разделившись на две партии, при встрече поют разные песни попеременно. Собравши цветы, они возвращаются «в деревню, где увешивают ими (т. е. цветами) длинный шест, к которому также прикреплено множество цветных лент, свободно порхающих в воздухе. Этот столб, Kopolis, установлен на хлебном поле в конце деревни и храбро охраняется, но только девушками, две ночи и один день они защищается от нападений молодых людей, которые стремятся ограбить их. Среди множества танцев вокруг Йоханнисбаума (Иоаннова древа) заслуживает упоминания тот, что имеет некоторое сходство с модным танцем образованного немецкого народа (галопад). Девушки, которые охраняют Йоханнисбаум, замыкают круг, держась за руки, и принимают двух других девушек». Все девицы пляшут около этой жерди или столба и поют, повторяя каждый стих: «Ryla, rala padedaus. Ryluže, Raluže, padedaus»[113]. Пляска приостанавливается, две же девицы, находившиеся в кругу, продолжают пляску и поют: «Ryla, Rala, taj děkuj, Ryluže, Raluže, taj děkuj[114]. Затем первая в кругу (A) поет: «Ryla, Rala, ko jeszkot»[115]. Ryluže, Raluže, k. j.?» Отвечает другая в кругу (В): «R. r. marczeiczu[116], Ryluzě, r. m. A: R. r. kokios?»[117] B: «R. r. Illutes[118], R. R. Illutes».
110
Kupola Johanniskraut, Hypericum perforatum. Nesselm. L.W. 211 s. v; выше жердь называется Kaupole; а дальше Kupole pusch; у Шульца «stange Kopolis»; по-моему, все эти слова образуются от лит. Kupa, Kaupa (ср. Kaupas), куча, польск. Kupa, от собранного в кисть зелья. Kupoles – торжество собранного зелья; сравни польское Wianki.
111
Этой рукописью пользовался и напечатал ее как собственное сочинение Kuntze Bilder aus dem preuss. Littauen. Rostok, 1884, что уже замечал A. Bezzenberger d. lit. haus.