Обычай сожжения трупов на местах погребения литвины, вероятно, наследовали от Палемона и Либона и от других в эти страны занесенных римлян, которые также имели обыкновение сжигать тела умерших.
Таким образом, и Литва, по примеру других поганских народов, князьям своим похороны через огонь совершала на том месте, где Вильна впадает в Вилию и где сожгли Свинторога первым. Там же сжигали и других князей и вельмож до времен Ягайлы, а назвали это место именем своего князя Свинторога, первым на нем сожженного. А дабы эта долина смерти пользовалась большим почетом и святостью, князь Гермунт установил на том месте и обеспечил жрецов и ворожей, которые возносили богам молитвы и приносили жертвы. Также неугасаемый, вечный огонь из дубовых дров пылал на этом кладбище днем и ночью во славу бога Перкуна, который владел громами, молниею и огнем. А если бы, по нерадению жрецов или предназначенных для этой цели служителей, огонь когда-либо погас, тогда таковые, без всякого милосердия, как святотатцы, бывали сжигаемы огнем».
Сказание Стрыйковского подтверждают Коялович в «Hist. Lithn.», ч. I, кн. V, с. 188, и Гржибовcкий в сочинении: «Неоцененное сокровище о. о. францисканцев литовских», Вильна, 1740, in 8–0, гл. 1.
Балинский в «Истории Вильны», ч. I, с. 8, также не отрицает этого сказания и прибавляет:
«Swintorog должно бы значить святой алтарь, потому что по-латыни rogum или rogus есть место печали, предназначенное для сожжения и погребения умерших. Но литвины по-латыни не знали. Нам кажется, что Swintorog ближе должно было называться Швынтас-рагас, от литовских слов szwyntas – святой и ragas – рог, алтарь, а вместе святой рог, потому что долина эта заканчивалась как бы клином, углом, рогом между реками Вилией и Вильной, а в стороне от святилища Перкуна погребали прах умерших еще до Гедимина. Русское же название Святый рог могло быть присвоено этой долине, потому что Вильна, как ближе лежащая к русским границам, была посещаема русскими в самом начале ее основания.
По этой же причине и нижний виленский замок был также по-русски назван Кривый город, так как русский язык постоянно почти имел преимущество пред литовским, во-первых, потому, что Литва находилась во власти России, и, во-вторых, потому, что князья литовские, в свою очередь, собравшись с силами и подвигаясь своими завоеваниями внутрь России, должны были изучить язык захваченных ими славянских местностей. Наконец, русский язык был языком письменным и, следовательно, образованным.
Ко всему этому нужно присовокупить, что распространявшаяся в то время греческая религия нанесла окончательный удар литовскому языку».
Далее, на с. 51 той же части, Балинский справедливо замечает:
«Во всяком случае, основание Вильны принадлежит не Гедимину, а его предкам. По всем хроникам, Гермунт, великий князь литовский, избрал это место для погребения князей и почитания своих богов, с каковою целью и назначил туда жрецов. Следовательно, должно полагать, что место это было и прежде уже обитаемо и многолюдно, когда ему дано такое важное назначение. Самое название Вильны, происходящее не от главной р. Вилии, а от меньшей, впадающей в нее Вильны, показывает, что прежнее поселение было над Вильною и что Гермунт, расчищая леса в долине Швынтарагас, и Гедимин, несколько десятков лет позднее, сооружая замок на горе, на углу этой речки возвышающейся, ничего иного не делали, как только приближались к Вилие и распространяли древнее поселение, лежавшее на берегу Вильны или Виленки и охраняемое одним деревянным замком».
Если историки отвергают существование Палемона итальянского или Балмунда скандинавского, то следует отвергнуть и прямого потомка его Свинторога.