В этот момент над океаном возник звенящий звук. Сперва он нарастал, приближаясь, потом замер где-то в глубине континента.
Сергей и Олег бросились к окну. Выглянув в него, они заметили, что в отдалении над предгорьями к небу взметнулось темное облако. Вслед за этим над долиной прокатились глухие раскаты. Здание вздрогнуло. Астронавты, прильнувшие к подоконнику, всем телом ощутили мощный толчок.
— Что это? — спросил Олег, с недоумением смотря на Сергея.
Тот пожал плечами.
— Где-то что-то взорвалось, — сказал он, помолчав, и, усмехнувшись, добавил: — Очевидно, это очередная провокация ямуров…
Глава IX.
В ПЛЕНУ
Ядовитый запах цветка, сковавший сознание Бориса Федоровича, оказал длительное влияние на его организм.
Озеров пришел в себя не сразу.
Несколько часов он находился в полубессознательном состоянии и, словно сквозь сон, чувствовал, что его куда-то несут.
Руки и ноги Озерова были опутаны чем-то гибким, во рту торчал кляп. Несли его быстро, почти бегом, по пересеченной лесистой местности. Над головой мелькали ветви деревьев и перистая листва древовидных папоротников.
Носильщики сменялись, опускали его на мшистый грунт, небрежно переворачивали, словно куль, потом поднимали и снова торопливо шагали, подгоняемые резкими окриками существа, командовавшего группой похитителей.
Невозможность освободиться от пут, закричать, позвать на помощь друзей мучила и угнетала Озерова.
«Как неосторожно я вел себя, — сокрушался он. — Подшучивал над Сергеем, попавшим тогда в плен, а сам…»
Он напрягал мускулы, стремясь разорвать веревки, врезавшиеся в тело, пытался выплюнуть кляп и, обессилев, кляня себя за недопустимую беспечность, снова терял сознание.
Окончательно придя в себя в каком-то тесном помещении, Борис Федорович убедился, что он не только связан, но и опутан густой сеткой из прочной, эластичной материи.
Понатужившись, он попытался разорвать путы. Это не удалось. Тогда, извиваясь, как змея, он подполз к стенке и начал стучать по ней каблуками.
На стук никто не отозвался. Извне долетали только какие-то звуки, напоминавшие шум моторов. По этому прерывистому гулу да по дрожанию стенок Борис Федорович заключил, что находится в трюме корабля.
Очевидно, его везли в ту страну, из которой прилетели желтые карлики, напавшие на «Сириус».
Полет продолжался несколько часов.
Потом гудение моторов оборвалось. Борис Федорович почувствовал, что какая-то сила стремится приподнять его с твердого ложа, и ощутил приступ тошноты.
Стремительное снижение закончилось резким толчком. Послышался скрип тормозов, и корабль замер в неподвижности.
Над головой Бориса Федоровича что-то щелкнуло, в глаза, свыкшиеся с темнотой, ударил свет. Борис Федорович зажмурился. Мгновение спустя, чуть раздвинув веки, он увидел решетку, закрывавшую люк в потолке, а над решеткой, на фоне облачного неба желтые лица с крючковатыми носами.
«Как жучка на дне банки рассматривают, — подумал Борис Федорович. — Положение унизительнее моего трудно вообразить. Не хватает лишь, чтобы они посадили меня в клетку с надписью: «Двуногое существо неизвестного происхождения. Поймано в пуще. Защищаться не умеет».
Раздался свисток. Головы над люком исчезли, а решетка разделилась на два полукруга, принявшие вертикальное положение.
Озерова вытащили наружу и положили на носилки. Носилки эти подхватило какое-то подъемное устройство и, покачивая в воздухе, плавно опустило на шершавые каменные плиты.
Тотчас же возле носилок очутились плечистые пепельно-серые двуногие существа с вьющимися рыжими волосами на голове и широкими, приплюснутыми носами на добродушных скуластых лицах.
Они приподняли носилки и куда-то понесли.
Борис Федорович лежал на спине, и ему не было видно, куда его несут. Но из того, что носилки приняли наклонное положение и голова оказалась выше ног, он заключил, что дорога идет вверх по крутому склону.
По обе стороны ее от порывов ветра, сухого и знойного, раскачивались ветви деревьев. Кроны их имели форму канделябра. Из пучков бледно-розовых, узких, как ланцеты, листьев поднимались усеченные конуса соцветий, усеянные нежно-голубыми бутонами.
Когда аллея кончилась, Борис Федорович заметил стены высоких зданий. Украшенные барельефами темных тонов, мозаикой из зеленых и синих камешков и причудливым орнаментом. Рисунки напоминали те изображения, которые Борис Федорович видел в пещерах на острове Тета.
Поднявшись но ступеням широкой лестницы, носильщики пронесли Бориса Федоровича мимо изваяния черного шипоносного ящера с разинутой зубастой пастью и длинным хвостом. Над глубоко сидящими маленькими глазками его изогнулись рога.
Ящер как бы сторожил вход в широкий коридор с высоким сводчатым потолком и узкими, овальными, напоминающими бойницы, окнами.
В тупике коридора оказалась массивная дверь, тускло отражающая свет угасающего дня. Дверь вела в пятиугольное помещение призматической формы.
В этой темной комнате Бориса Федоровича переложили с носилок на узкую койку. Пепельно-серые слуги вышли из помещения и унесли носилки, а к Борису Федоровичу подошел желтый карлик, освободил пленника от сетки, разрезал ножом путы на ногах и руках и, не произнеся ни звука, исчез. Дверь за ним закрылась.
Растирая затекшие руки и ноги, Борис Федорович осмотрел комнату. Меблировка ее была скудная: длинное ложе, подобие стола, табуретка. Свет сочился через круглое отверстие у потолка, закрытое решеткой странного зигзагообразного рисунка.
Борис Федорович прошел вдоль стен, ощупывая их руками, нажал плечом на дверь. Не обнаружив нигде ничего похожего на тайной ход в стенах или полу, он стал обшаривать карманы комбинезона. В них он отыскал только блокнот, автокарандаш и плоскую металлическую коробочку с космическими таблетками.
Все остальное исчезло.
Впрочем размышлять об этом Озерову долго не пришлось. Крайняя утомленность рождала судорожную зевоту. Он сам не заметил, как опустился на ложе, застланное каким-то эластичным, мягким одеялом. Едва он коснулся его, как погрузился в глубокий, почти летаргический сон.
Его пробудило ощущение нестерпимого холода. Руки и ноги застыли. Ритм сердечных ударов нарушился, виски ломило, а в ушах и на мгновение не прекращался звон — верный признак острого малокровия.
Холоднее всего было почему-то затылку. Его точно обдувало ледяным ветром. Борис Федорович коснулся рукой головы. Пальцы его не ощутили волос — они скользнули по гладкой, тщательно выбритой коже.
Ощупывая неровности черепа, Озеров с удивлением обнаружил на затылке, там, где явственнее всего ощущался сквозняк, овальную пластинку с еле приметными выступами-рожками.
Это озадачило его. Откуда взялась эта волнистая на ощупь пластинка? Неужели ему делали трепанацию черепа, удалили раздробленную при падении или ударе кость и искусно заменили ее металлической пластинкой?
О подобных операциях Озерову приходилось читать в журналах, но тогда он не задумывался над тем, что испытывают лица, в череп которых вставлены такие пластинки-заменители. Он даже не знал, прозрачны они или нет, можно ли увидеть сквозь них пульсацию долек головного мозга, уяснить как влияет на самочувствие «пластинконосителей» изменение температуры воздуха, его влажность или давление.
Сейчас же, и это было вполне естественным в его положении, Борис Федорович сосредоточил внимание на новых своих ощущениях. Не было сомнения в том, что после произведенной ему операции затылочная часть черепа обрела повышенную чувствительность. Она являлась не только «окном» для ощущений тепла или холода, влажности или сухости, но и воспринимала световые лучи.