Он был счастливым человеком со счастливым семейством, но на минувшие рождественские праздники их счастье очень омрачилось. Умирала мать Перо. У нее оказался рак. Накануне Рождества она упала у себя дома: ударилась не сильно, но, так как раковая опухоль изъела кости, сломала шейку бедра, и ее пришлось положить в больницу Бейлора в Далласе.
Сестра Перо, Бетт, просидела всю ночь напролет возле матери, а потом, в день Рождества, Перо, Марго и все их пятеро детей загрузили в легковой фургон кучу подарков и поехали в больницу. Бабушка находилась в таком хорошем настроении, что они с удовольствием провели у нее весь день. И все же на следующее утро она не захотела, чтобы они приезжали: она знала, что внучата задумали лыжную прогулку, и настояла, чтобы они уехали за город, несмотря на ее болезнь. Марго и дети отправились в Вейл 26 декабря, а Перо все же остался в Далласе.
Мать и сын показали друг другу характер, как это бывало во времена его детства. Хотя Лулу Мэй Перо была невысокого роста, всего около 160 сантиметров, и довольно хрупкого сложения, но волей она обладала не меньшей, чем сержант из морской пехоты. Сыну она сказала, что он много работал и ему нужно отдохнуть. Он ответил, что не хочет уезжать от нее. В конце концов, в их спор вмешались врачи и сказали, что он не должен перечить матери и оставаться вопреки ее желанию не стоит. На следующий день он уехал к семье в Вейл. И на этот раз мать настояла на своем и, как всегда, одержала верх.
Одна из их стычек произошла по вопросу похода со скаутами. В Тексаркане случилось наводнение, и скауты решили разбить лагерь в пострадавшем районе и трое суток помогать в ликвидации последствий потопа. Подросток Перо настроился было тоже поехать в лагерь, но мать считала, что он слишком мал для этого – станет только обузой руководителю группы скаутов. Росс упрашивал маму и так и сяк, а она только ласково улыбалась и говорила – нет.
Потом он все же вырвал у нее уступку: она позволила ему поехать на один день в лагерь и помогать там ставить палатки, но с условием, что к вечеру он вернется домой. Уступку нельзя было назвать компромиссом. Он никак не мог ослушаться маму. Стоило ему только вообразить, как он придет домой и станет объяснять ей, почему не послушался, – и уже знал, что наперекор ей пойти не сможет.
Мама никогда не шлепала его. Он не мог даже припомнить, чтобы она прикрикнула на него. Она никогда не воспитывала его в страхе. Ее белокурые волосы, голубые глаза и мягкий характер – все это приковывало его и сестру Бетт к матери прочными цепями любви. Она только глянет своими прекрасными голубыми глазами и скажет, что делать, – и дети просто не в силах были ослушаться и огорчить ее.
Даже когда Россу исполнилось двадцать три и он, помотавшись по белу свету, снова вернулся домой, она обычно спрашивала: «С кем это у тебя вечером свидание? Куда ты намыливаешься? Когда вернешься?» А придя со свидания, он никогда не забывал поцеловать маму и пожелать спокойной ночи. Но к настоящему времени недоразумения между ними случались крайне редко, а ее взгляды настолько глубоко укоренились в нем, что стали его собственными. Теперь она управляла семьей, подобно конституционному монарху, удерживая в руках внешние регалии власти и соглашаясь, что реальная власть находится в руках законодателей.
Перо воспринял от матери не только ее взгляды и принципы. Он унаследовал и ее железную волю. Он тоже командовал людьми одним взглядом. И женился-то на девушке, напоминавшей его мать, – блондинке с голубыми глазами. Как и Лулу Мэй, Марго тоже обладала мягким характером.
Любая мать не бессмертна, а Лулу Мэй пошел уже восемьдесят третий, но для Перо ее смерть явилась бы тяжким ударом. Мать все еще занимала в его жизни немалое место. Хотя она больше не командовала им, но продолжала поддерживать его и придавать ему силы. Она подтолкнула его начать дело с ЭДС, а в первые годы становления корпорации была ее бухгалтером и директором-основателем. Перо мог обсуждать с ней любые проблемы. Он советовался с матерью в декабре 1969 года, в разгар проводимой им кампании по обнародованию обращения американских военнопленных в Северном Вьетнаме. Он тогда намеревался отправиться в Ханой, но его коллеги из ЭДС побоялись, как бы из-за реальной угрозы его жизни не упали акции корпорации. Перо столкнулся тогда с дилеммой морального порядка: обладает ли он правом заставлять владельцев акций рисковать, даже ради благого дела? Он спросил об этом мать, и она, не колеблясь, ответила: «Пусть они продают свои акции». Военнопленные во Вьетнаме умирали, и этот факт был гораздо важнее, нежели стоимость акций ЭДС на бирже.
К такому же заключению Перо пришел и сам. Конечно же, он не нуждался в ее советах, как ему поступать. Даже без нее он оставался бы тем же самым человеком и делал бы то же самое, что и делал. Но ему будет недоставать матери, и этим сказано все. Он очень тяжело переносил разлуку с ней.
Перо, однако, не принадлежал к людям, которые предаются горестным размышлениям. Да, сегодня он сделать для нее ничего не может. Два года назад, когда ее поразил инсульт, он воскресным днем исколесил весь Даллас, но разыскал лучшего в городе нейрохирурга и привез его в больницу. Он реагировал на критические ситуации действием, а не размышлениями. И вот теперь, когда уже ничего нельзя поделать, он сумел отрешиться от проблемы, забыть о печальных известиях и приняться за решение следующих задач. Он не намерен портить членам семьи праздничное настроение, расхаживая со скорбным выражением лица. Нужно включиться в семейные игры и забавы и радоваться вместе с женой и детьми.
Вдруг, прервав его мысли, зазвонил телефон. Росс пошел в кухню и поднял трубку.
– Росс Перо слушает.
– Росс, это Билл Гэйден.
– Привет, Билл.
Гэйден, один из ветеранов ЭДС, работал в корпорации с 1967 года. В буквальном смысле слова он был прирожденным коммерсантом. Общительный человек, находящийся со всеми на дружеской ноге, он был шутником, любил выпить и перекинуться в покер. Но при всем том Билл оставался мудрым финансистом, как никто умел делать выгодные приобретения, покупать акции других компаний и заключать сделки. Поэтому Перо и назначил его президентом, ведающим зарубежными операциями. Гэйден был неистощим по части юмора – в самых серьезных ситуациях он находил что-то смешное, но сейчас по его голосу чувствовалось, что ему не до шуток.
– Росс, у нас проблема.
«У нас проблема» – это принятый в ЭДС пароль, означавший, что случилось нечто совсем уж плохое. Гэйден продолжал:
– Дело касается Пола и Билла.
Перо вмиг сообразил, о чем идет речь. Методы, посредством которых двух его главных распорядителей в Иране задерживали и не выпускали из страны, приобретали уж очень угрожающие признаки, и мысль об их судьбе ни на минуту не выходила из его головы, даже когда его мать находилась при смерти.
– Но ведь считалось, что их сегодня выпустят из страны.
– Их посадили под стражу.
Внутри у Перо стало закипать и все больше шириться раздражение.
– Послушай, Билл. Меня заверили, что им разрешат уехать из Ирана сразу же после допроса. Я хочу знать, как же все это произошло.
– Их просто-напросто швырнули в тюрьму.
– А в чем обвиняют?
– А обвинений никаких не предъявили.
– По какому же праву их посадили под стражу?
– Им ничего не сказали.
– Что же ты делаешь, чтобы вызволить их?
– Росс, иранцы установили залог в девяносто миллионов туманов. Это двенадцать миллионов семьсот пятьдесят тысяч долларов.
– Двенадцать миллионов?
– Да, да.
– Как же, черт побери, все это случилось?
– Росс, я полчаса висел на телефоне и пытался выяснить все это у Ллойда Бриггса, но факт есть факт – и Ллойд ничего не понимает.
Перо замолк и задумался. Он всегда ждал от сотрудников ЭДС ответов, а не вопросов. Гэйден, прежде чем позвонить, должен был тщательно все изучить. Перо не рассчитывал узнавать у него в данный момент больше, чем тот знал. Гэйден просто не располагал информацией.