— Я, дядя, товарища начальника ищу, Одинцова. Пустите, я у него как порученец!
— Успеется. Во-первых, я не «дядя», а «товарищ сержант», и фамилия моя — Пурцхванидзе. В армии ни дядь, ни теть не полагается, здесь бойцы, командиры и политработники, а также начальствующий и вольнонаемный состав. Уяснили?
Стёпка закивал и попытался прошмыгнуть в дверь мимо красноармейцев, вносящих очередной длинный ящик. Однако ловкий дежурный, перегнувшись через стол, ухватил его за плечо костистой рукой:
— Не торопитесь. Товарищ майор отбыл по важному делу, а вам товарищ Гавриков, приказал быть в распоряжении дежурного по военному комиссариату. То есть в моем. Так что отставить попытки самовольного оставления расположения подразделения! В военное время это расценивается как дезертирство.
Вот так-так! Становиться дезертиром в первый день взаправдашней обороны города пионер Степан Гавриков категорически не желал. Посему пришлось остаться в военкомате. До завтра…
…Покинуть это здание, вернее, его развалины, ему довелось только на двадцатую ночь боев, когда к осаждённым в течение недели защитникам сумел пробиться посыльный с приказом ударить навстречу деблокирующему батальону НКВД. Тогда, оставив у вентиляционных отдушин подвалов нескольких человек прикрытия с ручным пулемётом и трофейными автоматами, разместив носилки с тяжелоранеными в середине группы, они в полном молчании пошли в прорыв. В грохоте непрекращающейся две декады круглосуточной пальбы немцы сперва не услышали громкого топота сапог и ботинок и цоканья каблучков женщин-связисток, которые так и не успели сменить свою синюю форму Наркомсвязи на практичное военное обмундирование. И лишь когда первая эргэдэха, вращаясь, уже летела в забаррикадированное окно дома на углу, оттуда заполошной очередью ударил пулемёт, тут же подержанный прочими огневыми средствами. Но поздно: кроме нескольких отставших, сваленных на асфальт пулями, остальные уже добежали. В оконные проемы летели гранаты и яркие змеи осветительных ракет в упор, вслед за гранатами вскакивали атакующие…
Стёпке же и другим, кто нёс раненых, оставалось стоять, прижавшись к стене, и ждать исхода схватки. Тогда повезло немногим. Из защитников военкомата к своим пробились только семнадцать человек относительно целых, сумевших доставить троих тяжелораненых. А вышли из подвалов пятьдесят два. Человека…
Майора Одинцова Стёпка так больше и не увидал: ни во время боёв за Орёл, ни в партизанах, ни в Суворовском училище, ни после войны, хотя знал, что живёт майор… то есть полковник где-то в Крыму и даже бывает наездами в Орле. Да вот не довелось. Офицерская служба — она такая. Помотало Степана Гаврикова и по стране, и за рубежом. Однако ж среди самых памятных вещей он бережно сохранил дедов кинжал — наградной «аннинский» кортик. Да ещё — четвертушку листа бумаги: «Предъявитель сего… состоит для особых поручений при комиссаре Орловской области. Майор Одинцов». Росчерк казённой чернильной ручкой и расплывшаяся синяя печать. Хранил сперва просто в кармане, а спустя годы — под обложкой комсомольского, а потом и партийного билета. У сердца.
Глава 28
7 октября 1941 года,
Орёл
Если что-то работает качественно, то зачем это «что-то» менять, ища, как говорят русские, добра от добра? Правильно: незачем. Вот если работать перестанет — другой разговор. Тактика наступления Хайнца Гудериана в этой маневренной войне второй год подряд работала вполне сносно и в Полонии, и во Франции, и в Белорутении. Впрочем, после пересечения в июне большевистской границы его «ролики» все чаще пробуксовывали, натыкаясь на необъяснимое для цивилизованного европейца ожесточённое упорство этих сталинских фанатиков. Того ускоренного марша, которым они прокатились по одряхлевшим костям Европы, в России уже не получалось: приходилось напрягать все силы, бросая в бой новые и новые резервы. Однако же несмотря ни на что в первые октябрьские дни немецкие солдаты оказались на подступах к орловскому транспортно-промышленному узлу, откуда в два длинных прыжка — через Тулу — было легче всего достигнуть Москвы. И достигнуть, что крайне желательно, раньше этой свинячьей собаки фон Бока! Молниеносному Хайнцу необходимо поддержать своё реноме, первым въехав на танке в ворота древнего русского Кремля, над самой высокой кирхой которого — ди Гроссе Йохан, кажется? — его мальчики в панцерграу поднимут германский флаг!
Так что сейчас немецкие солдаты действовали согласно привычной тактике, учитывая, правда, что из-за дождей авиаразведка отсутствовала напрочь: парни Геринга прочно сидели на полевых аэродромах, длинными идиоматическими эпитетами поминая низко нависшие тучи, поливающие все вокруг холодным душем.