— Будем считать, договорились, — деловито отозвался Годунов, мысленно хваля себя за сообразительность: теперь Кузьмич сосредоточится на одном вопросе, а прочие отступят на задний план, — готовьте цех. Много времени понадобится? — И с возрастающей тоской подумал: «А число-то нынче какое хоть?» Как назло, ни одна из читаных статей не давала точного ответа на простой вопрос: когда покинул город командующий? А тут счёт идёт не на дни — на часы.
И в этот момент, прямо как в приключенческой киношке для подростков и пожизненно незрелых разумом обывателей, на столбе у проходной ожил репродуктор: «В течение 29 сентября наши войска вели упорные бои с противником на всем фронте… По уточнённым данным, за 26 сентября уничтожено не девяносто восемь немецких самолётов, а сто тринадцать…»
Двадцать девятое?.. Ага! Ну что, легче тебе дышится, а, Александр Василич?
Голос в репродукторе продолжал напористо и устало перечислять вражеские потери в самолётах, танках, артиллерии, живой силе…
Оно, конечно, хорошо и с точки зрения психологии даже правильно. Но уже завтра, если Годунов ничего не путает (а жаловаться на память ему, слава богу, грех), немцы прорвут оборону 13-й и 50-й армий и их подвижные соединения рванут что есть сил и скорости на Тулу. А послезавтра вечером Сталин поручит генерал-майору Лелюшенко принять командование стрелковым корпусом. 1-м особым гвардейским. Звучит солидно. Если не знать, что корпус находится на этапе формирования. И на всё про всё три дня. К ночи с первого на второе этот пугающе маленький срок ужмется до суток…
Получается, у него, у Годунова, тоже всего один день, чтобы начать предпринимать хоть какие-то действия. Повеяло до боли знакомым «надо было сделать позавчера». Однако тут не премией рискуешь и не продвижением по службе, а судьбой. И если бы только своей…
И всё же не без основания удивлялись сослуживцы, как это неторопливый флегматик Годунов при необходимости исхитряется выдавать план действий буквально на ходу… и по ходу. Будь он рыцарем, на его гербе следовало бы начертать тривиальное, но неизменно оправдывающее себя (а заодно и своего хозяина-авантюриста): «Надо ввязаться в драку, а там посмотрим».
Да, собственно, он уже ввязался. Оставалось надеяться, что в неразберихе, сопровождающей любое безвластие, полномочия можно будет захапать такие, какие он только отважится захапать.
Только вот для этого надо выйти на местное руководство, кто там в городе остался. А как? Попаданцы, вон, к самому Сталину шастают по красной ковровой дорожке, а ты в собственном городе растерялся… но судьба тебе определенно благоволит.
Правда, обличья при этом принимает такие, что сразу её, шельму, и не признаешь, и не изобличишь.
В этот раз прикинулась «эмкой», сиротливо приткнувшейся к обочине аккурат напротив проходной.
Ну да Годунов всё равно её узнал. И, нарочито неспешно распрощавшись с Потаповым, двинулся навстречу своему будущему.
Чумазый сержантик только что закрыл капот и сейчас с обескураженным видом вглядывался в жиденькие сумерки. Надо понимать, птенец отстал от стаи, получасом ранее подавшейся, вопреки законам природы, на северо-восток?
Годунов молча показал открытое удостоверение.
— В каком направлении следуете?
Вопрос, против его воли, прозвучал жёстко, как у какого-нибудь киношного энкавэдэшника.
— Я-а… — замялся водитель. — По приказанию генерал-лейтенанта Тюрина…
— Машина из гаража штаба округа? — милосердно помог парню Годунов.
— Так точно.
— Бежим?
— Бежим, — неожиданно легко и чуть ли не с вызовом согласился невольный аутсайдер.
— А чего так неорганизованно бежим-то?
— Два раза заглохла, — парень с неприязнью покосился на эмку.
— Плохо, значит, за машиной следим?
— Да я только три дня как…
Начал оправдываться, запнулся, вопросительно посмотрел на Годунова.
— Машина нужна в городе. Под мою ответственность, — с суровым видом распорядился резидент будущего.
— А разве мы не… — водитель снова осекся. — Виноват. Разрешите обратиться…
Годунов махнул рукой — вопрос понятен и без долгих слов.
— Город мы не оставляем.
«Пока», — мысленно закончил он.