Нет, лучше уж ограничиваться многозначительным и ничего не значащим «всё по-прежнему». А там уж пусть каждый для себя решает, к добру оно или к худу.
Общительная, да и вообще словоохотливая, Надька выкручивалась по-своему, частила бойко:
— Ну, то, что сестрёнка моя меньшая, Танька, косу себе отчекрыжила, чтоб букли крутить, как у соседской Вальки, а у тётки Нюры одноглазый кот пропал, — оно вам без интереса, а сводку вы и так слыхали — упорные бои на всем фронте, на западном, вон, направлении нынче наши самолёты кучу немецкой техники уничтожили да роту пехоты впридачу. Лично мне такие новости оч-чень и весьма!
Лида ей отчаянно завидовала: есть же такие люди, по которым никогда не скажешь, что они встревожены, или опечалены, или…
А сегодня приятельница и вовсе примчалась в сестринскую оживлённая, выпалила прямо с порога:
— Девочки, после смены все со мной! — и, сделав загадочные глаза, пропела опереточным голоском: — Банкет намечается!
Лида удивилась. Ей даже немножечко любопытно стало. Нет, она, конечно же, никуда не собиралась идти, но…
Но Надька была не из тех, от кого можно запросто отговориться. Ну и что с того, что Лида без году неделя в госпитале работает? Она ж, Надька, не отдел кадров, чтоб этим интересоваться. Устала? А кто не устает? Можно подумать, она, Надька, не устает, или, вон, Тонька… И в конце концов, тряхнув цыганскими кудрями, выдала самый главный аргумент:
— Ванька мой на полсуток домой выпросился. Ты ж понимаешь, он на казарменном, мы, считай, месяц не виделись. Скажешь, не праздник? По нашим временам вполне себе праздник! А у нас так — если праздник, то полон дом народу. Вот как свадьбу гулять будем, все услышат, от Привокзалки до Кирпичного! Теть Зина, Ванькина мать, уже, небось, пироги вовсю печёт. Так что не выдумывай-ка давай.
Они были очень красивой парой, темненькая Надя и её Ваня, похожий на царевича из сказки. Правда, Надя ворчала, что зря он к приходу гостей гражданское надел: когда он в форме, на него глядеть приятнее. А он притворно хмурился в ответ и отшучивался: «Коли так форму любишь, чего ж не стала встречаться с тем лётным курсантом, у летунов-то, знамо дело, шику больше нашего».
У Вани собралась целая дюжина гостей, однако мужчина среди них оказался только один — точнее, молодой парень в «профессорских» очках. Так что тему для разговоров задала Надька, воспользовавшаяся случаем покрасоваться в ярко-голубом крепдешиновом платье:
— Ну, граждане-друзья, как вам моя обновка?
Гостьи принялись оживлённо обсуждать ткани, фасоны, делиться мечтами, кто какое платье хотел бы себе сшить. Лида вздохнула, улыбнулась: уж её-то и малиновая наливка не втянет в такой разговор! Зато все та же наливка развязала язык стеснительному парнишке в очках, Жоре, и вдруг оказалось, что и ему, и Лиде давным-давно не терпелось поговорить о сонетах Шекспира.
Ей стало тепло и весело. И казалось, что все и у всех сейчас хорошо и просто замечательно и нет других тем для разговора, кроме самых приятных. Лиде вдруг представилось, что во главе стола сидят, как на свадьбе, Варя с Пашкой. А Митя… Митя тоже здесь, просто во двор покурить вышел и вот-вот вернётся.
Лида опомнилась. И почувствовала: все они пытаются отгородиться от того, что всё равно случится. Так, как будто бы красивая одежда может уберечь человека, а беззаботная болтовня — рассеять жуткую тишину, эту вот тишину от бомбёжки до бомбёжки.
А тётя Зина, беленькая старушка с удивительно звучным, молодым голосом, вдруг обронила, то ли извиняясь, то ли жалуясь:
— Так уж получается — стол у нас нынче бедноват. То ли дело до войны…
— А давайте патефон заведём? — словно не слыша её, с преувеличенным воодушевлением воскликнула Надя. Но в голосе её Лиде почувствовалось старческое дребезжание. И в танце она двигалась как-то неровно — то бессильно шаркала ногами, то, встряхнувшись, принималась дробно притопывать не в такт музыке. И когда мелодия споткнулась и захромала, Надя не сняла иглу — сдёрнула торопливо, резко — и уселась на место, кивком указав Ване, что пора наполнить рюмки.
А потом запела… нет, заговорила тихо и строго:
Одна из девушек — Лида не успела сообразить, кто именно, — начала тихонько подпевать, но на неё шикнули.
А Надя продолжала ровным голосом: