Глава 5.
Сто двадцать один, сто двадцать два... Я про себя отсчитывала шаги от входа в парк до самой первой скамейки. Надеюсь, она не занята. Остановившись, я провела рукой перед собой на уровне поясницы и ухватилась за деревянную спинку. Вдохнув городской воздух, я положила руки на колени и принялась прислушиваться к окружающему миру. Раньше я никогда не замечала, как остро отличаемы звуки друг от друга. Вот мимо пробежал ребенок, стуча ботинками по сухому асфальту, вот голубь почти неслышно воркует справа от меня, а вот чья-то рука опустила в урну пустую банку из-под напитка. Я облизнула пересохшие губы и поправила черные очки, закрывающие половину моего лица, скрывая от всех не только мой рассеянный взгляд, но и глубокие ссадины на коже. Из больницы я ушла на следующий же день, под ответственность родителей. Что толку находится там, если они все-равно ничего не могут сделать с моим пропавшим зрением. Мне остается только ждать операции, которую я в общем-то и не жду. Вот уже шестой день подряд я прихожу сюда, в когда-то излюбленный местный парк, сажусь на ближайшую скамейку и просто сижу, стараясь не сойти с ума от пустоты вокруг. Родителей я выставила почти сразу, слишком тяжело находиться в одной с ними квартире и говорить о чем-то. Мне необходимо одиночество, хотя от этого еще хуже. Но и обсуждать случившееся или, наоборот, делать вид, что ничего не случилось, я не могу. Конечно, они по очереди каждый вечер привозят мне продукты, и я заверяю их, что со мной все в порядке и я никуда не хожу. Но я не могу сидеть в этой квартире постоянно... Каждая вещь, каждая деталь напоминает мне о сестре. И от этого хочется выть. Я не вижу у себя будущего, не вижу никакого смысла в дальнейшем существовании. Мой самый любимый человечек мертв. И эта мысль беспросветной глухой стеной вновь и вновь обрушивается на меня. Смахнув одинокие слезы, я провожу ладонью по пустому месту слева. Приходя сюда, в оживленный городской парк, я хочу хотя бы на мгновение утешить себя мыслью, что я не одинока. Но это не так. Наташи нет и вокруг лишь сплошная давящая темнота. -Привет. Вздрогнув, я поворачиваю голову в сторону говорившего, пытаясь понять, откуда мне знаком этот голос. -Ты перестала появляться в кафе. Я тебя чем-то обидел? Артем. Надо же, за всеми этими событиями я даже не вспоминала о нем. Я больше не приходила в "Шоколад", и больше тайно не вздыхала по парню. Все мои мечты и грезы разбились о те два страшных слова об Наташиной гибели. -Нет, ни чем. Просто не хочется,-сейчас я не испытывала той эйфории, как при остальных встречах с этим парнем. Все мои кусочки разбитой души заполонила боль утраты и на остальные какие-либо чувства я ,кажется, была не способна. -У тебя что-то случилось?-Артем сел рядом со мной, заставляя чувствовать себя некомфортно. Почему он просто не может уйти? Вместо ответа я просто кивнула, не выказывая никаких эмоций. Может это послужит для него знаком, что пора бы ему и честь знать. -Может расскажешь?-негромко попросил парень, вызывая во мне удивление. Мы говорили с ним один раз, ну ладно, полтора раза и все! Он ничего обо мне не знает, я не знаю о нем, но при этом он хочет, чтобы я рассказала ему о своих печалях. -Моя сестра...она погибла неделю назад,-не смотря на всю мою уверенность, что этого не будет, голос все-таки предательски дрогнул. Не давая парню начать высказывать свои соболезнования, я просто молча встала и двинулась по направлению к выходу из парка. Пусть это нетактично и некультурно, но оставаться на этой скамейке дальше, выше моих сил. Уверенно шагая вперед, я видимо все-таки не рассчитала траекторию движения и с маху врезалась в дерево, одиноко растущее перед скамьей. Охнув, я закрываю лицо ладонями, на котором новой болью вспыхивают незажившие раны. -Ника?-теплые руки разворачивают меня к себе.-Ты как умудрилась? Дай я посмотрю.
Движением, не терпящим возражения, Артем убирает мои ладони и аккуратно прикасается к моему лицу, вызывая легкую панику. -Это не от дерева,-тихо шепчет он совсем близко.-Что с тобой случилось? -Я была с ней в одной машине. И теперь ничего не вижу. Я слепа,-сглотнув липкий ком в горле, быстро произношу я и поворачиваюсь, собираясь ретироваться, но Артем держит мои запястья. -Мне очень жаль, правда. Я провожу тебя. Я чувствую, как он аккуратно берет меня под локоть и мы вместе движемся к выходу из парка. Голос внутри меня спешит напомнить, что это все из-за жалости и мне становится противно от самой себя. Беспомощная и никому ненужная. -Ты помнишь, где я живу?-сдавшись, спрашиваю я. -Помню. -Надеюсь, ты не маньяк,-хмуро выдаю я, поправляя темные очки. -Думаю, тебе придется поверить мне на слово. Нет,-даже сквозь гул проезжающих машин и топот ног пробегающих мимо прохожих, я все-равно чувствую, что он улыбается. Осторожно ступая кедами по сухому асфальту, я прислушиваюсь к его ровному дыханию и пытаюсь хотя бы на миг представить, о чем думает этот парень. -Мы пришли,-сообщает Артем негромко, не останавливаясь при этом. -Знаю. Я считала шаги. Спасибо, что проводил,-аккуратно освобождая локоть от его теплой ладони, я поворачиваюсь к парню. -Я провожу тебя до квартиры. -Не нужно. Поверь, я знаю эту дорогу наизусть,-убеждаю его, потирая ушибленный лоб. -Давай я оставлю свой номер телефона, на всякий случай. Вдруг, тебе что-нибудь понадобится или просто станет скучно. Ты же им пользуешься?-неуверенно спрашивает парень, явно замявшись. -Говори, я запомню. У меня хорошая память на цифры. Продиктовав свой номер мобильного и попрощавшись, Артем уходит. А я поднимаюсь на третий этаж, открываю ключом дверь и прохожу в свою квартиру. Такую любимую и такую ненавистную. Тихонько пройдя в свою спальню, я падаю на кровать, стягивая неудобные очки. Трель домашнего телефона противным визгом раздается в коридоре. Не хотя, я все же встаю и бреду, чтобы взять эту чертову трубку. -Да?-глухим голосом произношу я, ожидая либо голоса родителей, либо вечно достающих рекламных агентов. -Алло! Наташ, это ты?-на том конце провода раздается жизнерадостный девичий голосок, заставляя меня до боли в костяшках сжать холодную поверхность. -Наташи больше нет. Опустив трубку на рычаг, я плавно стекаю по стене, захлебываясь собственными слезами от вновь заполонившей все вокруг тоски.