Да он и вовсе не казался образцом дружелюбия.
– Приветик, Лармас! – Расплылась в улыбке Исти, и пошла прямиком к стойке.
Лармас радости не выказал, он стал ещё более злым и недовольным.
– Что, мало подавали твоему обсоску, прибежала просить милостыню тут?
В груди всколыхнулась злость, хотелось подойти и врезать по этой злобной тощей харе.
Но есть хотелось гораздо больше, и я проглотил обиду, сделав вид, что ничего не слышу. Но, на самом деле, мне было дико стыдно. Нет уж! Я не буду мириться со столь жалкой участью, и, в первую очередь, добуду себе рубашку. Шикарную. Белоснежную. Из лучшего атласа. И ещё – платье для Исти, такое, какого заслуживает эта красотка.
Вот только освоюсь немного, разберусь что к чему, и вытащу нас из этого дерьма. Всю свою жизнь стоять с протянутой рукой? Смотрю, бывший хозяин тела был не слишком-то амбициозен. Мне подобное совсем не подходит.
– Вообще-то, ты мне должен за работу, позабыл неужто? – Девушка облокотилась на стойку, и я невольно залюбовался тем, как брючки обтянули её округлые упругие ягодицы, и как оголилась поясница. – Давай жратву, а лучше, гони бабки, сами себе купим еды, и, даже, в местечке получше этого!
– Ладно-ладно, что ты начинаешь? Сейчас официантка всё вам принесёт. Шейла! – Куда-то за стойку крикнул мужик. – Обслужи гостей!
Исти с довольным видом прошла к столику, что был почище, и меня утянула за собою.
– А вообще, выучила б его какому делу, что ли, он мужик же, мать его, и бес с ним, что слепой, руки-ноги есть! – Бурчал из-за стойки Лармас. – У народа и так денег ни черта нет, кто будет подавать-то...
Я старался его не слушать. Впрочем, мужик и в самом деле был прав, этому Йенсу стоило как-то хоть пытаться зарабатывать. Ну да, говорить-то легко – он, в отличие от меня, и вправду абсолютно ничего не видел, значит, мне повезло куда как больше. Если это можно назвать везением.
– Слушай, а почему «Романтика»? – Негромко поинтересовался я. – Очень уж не романтичное место.
Тем временем, к нам подошла официантка, и принялась выгружать с подноса на столик тарелки и бокалы. Ярко-красные крашенные волосы, губы, напомаженные алым. Официантка, как я отметил, обогнув её взглядом, была хороша, не менее хороша, чем Исти. Но вот груди её уступали, проигрывали груди. Еле-еле двоечка!
– А, это! – Исти пододвинула к себе тарелку с супом, взяла ложку и ломоть хлеба. Я последовал её примеру. – Тут раньше был бордель. Точнее, стриптиз-клуб, что-то в этом духе. Но жители жаловались на шум, на разврат, на пьяных шлюх. По итогу, закрыли. Помещение пустовало, пока хозяин не помер, и, внезапно, оказалось, что он дядька Лармаса. Короче, получил его нынешний хозяин в наследство. Сменить вывеску денег не хватало по началу, он так и открылся, а теперь уж все давно привыкли – что её менять!
– Понятно. – Я жадно хлебал суп, а точнее, какую-то мутную воду с луком.
Вода эта была тёплой, в меру подсоленной, пахла мясом, и явно нравилась желудку, так что, я был вполне себе доволен. На второе полагалась капуста и какая-то котлета, а ещё, стояла кружка с каким-то пивом, но пахло пойло до того отвратно, что пробовать его ни капли не хотелось.
– О! А мне сказали, что ты помер! – Послышалось за моею спиной.
Я не обернулся. Рыжего полноватого мужика я лично прекрасно видел и так, а Йенс, один фиг, видеть не мог, так чего ради вертеться?
– Кто сказал? – Поинтересовался я.
– Руен, мясник, сказал обрезки на помойку выносил, а там и труп твой хладный. Он даже трость твою показывал, взял себе, мол, чего пропадать добру!
– Ну вот, трость мою мы нашли! – Улыбнулся я, и подмигнул Исти. – Сейчас доедим, и наведаемся к мяснику. Узнаем, почему он записал меня в покойники, да собственность мою возвратим. Спасибо за подсказку! – Это уже мужику, чуть повернув к нему голову. – Я бы искал трость кучу времени, а мне без неё тяжко.
– Да ну не за что! – Пожал плечами мужик, и потопал к стойке.
– Это ж надо было напиться до такого состояния! – Заворчала Исти. – Валяться на помойке, Йенс, это уже совсем...
Я не слушал дальше, обдумывая вновь полученную информацию. Значит, этот самый Йенс умер, а меня забросило в его тело. Но слился я с телом, видимо, не полностью, Йенсом я не стал, моё сознание осталось при мне, как и моя память. И моё зрение – возможность как бы наблюдать за этим телом. Логично.
А вот что до Йенса... Какие-то его воспоминания имеются, но в очень малом объёме.