— Не бери в голову. Это я с непривычки. Я верю тебе, — Константин коснулся его своим плечом совершенно нечаянно и ощутил дрожь — значит ли, что Креймер ждал только этих слов?
— Это мне и нужно было. Только твоя вера. И всё. И, кстати, во что ты теперь веришь, Джон Константин? Веришь ли по-прежнему в деление на Рай и Ад или же попался в сети другой религии? — скороговоркой, но с явным интересом спросил Чес, взглянув на него исподлобья; тот сильно задумался — никто его раньше не спрашивал о таком, а сам он совсем потерялся в повседневных делах, чтобы подумать об этом. Теперь было очень странно слышать такой вопрос.
— Я… я не знаю, Чес, — прошептал, подняв ладони к лицу и согревая их дыханием. — Я ведь больше не повелитель тьмы, совсем растерял все свои способности. Ты не знал? Разве не заметил? — усмехаясь, спрашивал Джон, глядя на изумлённый взгляд Креймера, поднявшийся на него. — Ну, а я теперь вот такой. Я ничего не умею, что умел в прошлом, и давно потерял связь с Адом и Раем. А когда долгое время нет материальных доказательств чего-либо, перестаёшь верить в это… Ну так, и я перестал, получается. Значит, больше не верю в это. Но в тот момент, когда я осознал, что ты жив и стоишь передо мной, то понял, что верю… верю хоть в то же чудо! Понимаешь? Странно ощущать после стольких лет… — он вовремя заткнулся и не досказал «счастье». А ведь вчера почувствовал именно его, когда увидел Чеса — Чес был его прошлым, его неизменным и любимым прошлым, которое он старался забыть из-за потери бывших способностей. Но этого всего Константин не смел сказать: мало ли, чего подумает Креймер… Тот не стал настаивать на продолжении, а лишь хмыкнул.
— Веришь в чудо, значит? Звучит по-детски. Особенно для повелителя тьмы…
— Знаю! А во что предлагаешь верить после твоего неожиданного появления в моей жизни? В кипящий Ад? Или в пафосный Рай?
— В людей, которые пришли на помощь. То-то и всего, — заключил парнишка, поёжившись от холода. Джон глубоко задумался; между тем они подбирались к безлюдному концу аллеи.
— Ты хочешь опять поругать меня за то, что я ушёл, бросив семью?
— Может быть. Это ещё не уложилось в моей голове. Они же верили в тебя. Как и ты, возможно, в них. Хотя зачем я говорю за самого Джона Константина? Чёрт знает что творится у него в голове и на душе! — Чес говорил теперь без доли нравоучения или насмехательства; Джону всегда нравился этот тон — спокойный, рассудительный, в чём-то критичный, но для критики мягкий. «Это в тебе не изменилось…» — думал он с улыбкой.
— Я, кажется, уже говорил, но у меня есть стойкое ощущение, что это всё — ложь. Я не жил, я просто спал, когда создавал свою семью и карьеру. Это оказалось скучно, хотя и постоянно. Я был словно под гипнозом и выполнял чьи-то невидимые указания. А теперь, как только соприкоснулся с прошлым, то есть с тобой, понял всё. Мне нужно некоторое время на раздумье. А они… знаешь, проанализировав их характеры, я могу заранее сказать, что волнение будет лишь ради галочки. И всё. А денег им хватит. Господи, почему я понимаю это всё так явно именно сейчас? — Джон сжал кулаки и сам не понял почему.
— Просто успокойся, Джон… — пальцы Креймера на секунду коснулись его руки, будто согревая и отрезвляя. — У каждого из нас есть такой момент, когда он понимает, что некоторая часть его прошлого пронеслась будто бы под чьим-то влиянием, пронеслась лживо, искусственно и не так, как мы бы того хотели. Это нормально. Думай сколько хочешь, если уверен, что не будет дурацких последствий. А я поддержу, — Чес поднял голову, и Константин сквозь сумрак увидал его улыбку — тёплую, приятную. Помнится, в прошлом какие-то невзгоды сразу развевались под её действием; а сейчас? Джон усмехнулся: и сейчас тоже.
— Только вот у меня такое чувство, будто я не сумею обдумать это до конца; что-то ворвётся в нашу жизнь и сметёт всё с потрохами, — улыбаясь, как можно более беззаботно заявил он; Креймер пожал плечами. — И ты не дорассказал…
— Не будешь меня больше сбивать? — отчего-то задорно спросил Чес и тихонько рассмеялся, резко остановившись и развернувшись в его сторону.
— Нет, — заверил Константин, улыбаясь; он тоже остановился, сначала не поняв причины этого, а потом, оглядевшись, понял: они дошли до конца. В метрах ста от них виднелась огороженная территория, за ней — ничего.
— Хорошо… как ты уже заметил, мы пришли. Так вот, на чём я там остановился? Ах да, здесь мало кто ходит. И я не знаю почему. Однако тогда у меня просто не было выбора — как помнишь, я думал, что иду в верном направлении. Хотя этот пустырь меня, конечно, смутил сильно… Однако я вошёл и взял немного влево — тогда думал, что так правильнее — и набрёл на отнюдь не заброшенное здание. Это было похоже на завод или что-то около того; я порешил спросить у охранной будки или у кого-нибудь ещё, как смогу выйти на главную улицу. Идти в полной тьме по незнакомому мне пустырю было не самой лучшей идеей, согласись? Я шёл на свет, — усмехнулся. — Но потом понял, что немного переоценил обычность этого завода или центра или чего-то ещё… Охранная будка была пуста; оказывается, там был установлен автоматический контроль входящих. Найти людей оказалось проблематично. В окнах горел свет, и, прислушавшись, можно было услыхать даже какой-то тарахтящий шум. Я решил обойти здание — оно было небольшим по своим объёмам. Ты его сейчас увидишь, но уже не в таком виде, в каком видел его я… Всё было обнесено высоким глухим забором с видеокамерами; я надеялся, что, быть может, хоть так меня заметят и выйдут спросить, что мне нужно, но всё было по-прежнему пусто. Когда я было решился на отчаянный шаг…
— Узнаю тебя, Чес, — усмехнулся Джон, сам не заметив, каким лишь чуть-чуть ласковым взглядом посмотрел на Креймера, на его лицо и, в особенности, в глаза — да, в темноте было почти ничего не видать, но те же мутные отблески от окон квартир давали хоть немного увидеть собеседника. Тогда он и сам не понял, зато явно ощутил в своей душе слишком нежное чувство: было непривычно чувствовать его после стольких лет отсутствия. Креймер на пару секунд запнулся, улыбнулся какой-то тихой, понятной только Джону улыбкой и продолжил:
— Так вот, я уже решился действовать рисково, когда почти вернулся к главному входу на территорию здания, как неожиданно заметил две фигуры, идущие к воротам. Какое-то предчувствие подсказало мне не высовываться раньше времени. И это было единственно верным тогда для меня решением. Я спрятался за углом, решив посмотреть, что будет — уж больно не нравились мне эти люди в бесформенных плащах. Они о чём-то громко спорили и что-то держали в руках, но не было слышно ни слова и не видно ни зги; подобраться было слишком опасно, поэтому я оставался на прежнем месте. Наконец фигуры скрылись за входом, а меня одолело любопытство. Я пробрался ко входу и стал вновь рассматривать его, пока не обнаружил под ногами что-то плотное — это было похоже на тонкую стопку листов. Я поднял это нечто и поднёс на свет: оказалось, это один толстый и весьма странный лист. Если честно, в тот момент мне стало не по себе… когда мы вернёмся домой, я покажу тебе его. Он выглядит очень странно — нормальные люди не пользуются такой бумагой, Джон. Меня тогда охватила паника, но я поспешно всунул этот лист себе за пазуху. Ты сейчас ещё, возможно, не понимаешь моего волнения, но когда увидишь, осознаешь, что всё не так просто… В тот момент меня охватила паника, да, но теперь мне кажется, что нечто сильнее её: ужас. Я и сам теперь не особенно понимаю, чего такого напугался. Просто атмосфера была какая-то… угнетающая! Как только я убрал лист, за моей спиной, где-то в отдалении, что-то заскрежетало; обернувшись, я увидал, как резкий пучок света пронзил небо; исходил он где-то из самого здания. Я отбежал на пару десятков метров оттуда, не сводя глаз и не совсем понимая, что происходит; в одно мгновение мне показалось, что что-то упало в прямом смысле с небес на землю. Свет пропал так же резко, как и появился; я был поражён и скорее бежал оттуда. Про бумагу и написанное на ней — отдельная история. Теперь идём!
— Какая у тебя была интересная жизнь! — заметил Джон, усмехаясь, но делая это с какой-то натяжкой. — Если честно, я не знаю, что это может быть…
— Зато я знаю! — Чес потянул его за руку, двинулся вперёд и окинул его твёрдым решительным взглядом. — С того времени прошло уже что-то около двух лет; времени на подумать и анализировать у меня было предостаточно.