Конечно, после первого рабочего дня Джон и Чес испытали своего рода удручение напополам с восторгом: вроде бы, это было нечто новое в их жизнях, новые умения и новые люди, но всё же именно в первый день они почувствовали, как неловки и насколько, вероятно, будет сложно даже в этом простом деле. Но подавленность проходила очень быстро, особенно когда они наконец добирались до дома через широкие улицы Хайда, наполненные вечерним счастьем: друг другу поднять настроение они могли как никто другой. Однако, несмотря на мелкие бытовые проблемки, временные неудобства, Джона не отпускало чувство, что они наконец добрались до ближайшего выступа горы, в которую отчаянно поднимались уже в сотый раз — теперь падать не страшно, если они заберутся чуть повыше: надёжная ступенька всегда под ними, и это совсем другое, нежели чем скалистое подножие. Честно признаться, для Константина первая неделя в этом месте, в вычищенной до блеска полупустой больнице с режимом почти как на отдыхе около моря, с разницей лишь в процедурах и отсутствии моря, казалась нереальной, подставной, только хорошо отыгранной. Несмотря на то, что он сам очень быстро размягчился, всё же он был готов принять удар с любой стороны. Однажды о чём-то подобном признался ему Чес, немного неуверенно, словно на миг к нему вернулась робость из прошлого, когда между ними стояла толстая стена, сквозь которую не было слышно самого важного — глупого сентиментального шёпота. Впрочем, это место теперь полностью завоевало доверие Джона. Он не удивлялся, почему получилось так хорошо: просто, ко всем чертям, они заслужили это!
========== Глава 28. Прежнее с новым привкусом. ==========
Наверное, у каждого в жизни бывает такое лето, когда ходишь по земле, словно летаешь по небу.
«Я люблю тебя (You I Love)» ©.
Так, в неспешном ритме обыкновенной загородной жизни, будто даже и не омрачённой катастрофой огромного масштаба (будто даже и не было), они начали жить и потихоньку набираться сил, моральных и физических. В первый месяц мучили кошмары, болели руки от готовки еды и коктейлей, иногда, просыпаясь среди ночи, холодный пот покрывал Джона и Чеса с головы до ног — как будто опасность была где-то рядом, но всё это было мнимо, ещё поражало обилие еды и воды и доступность цен, а необычно было получить после Нового года зарплату — они уже и забыли, как пахнут настоящие деньги, а не какие-то железки. Сам Новый год запомнился отсутствием ёлки, зато богато украшенной их комнаткой наверху различными золотистыми шарами, колючей мишурой, зелёными венками из настоящих веток с вкусно пахнущими шишками — всё это заботливо принесла им Клара. Джон и Чес решили не отделяться, а устроить праздничное пиршество вместе с семьёй внизу; надарили друг другу безделушных подарков в яркой блестящей обёртке и были счастливы. Часто выходили на улицу в канун Нового года; ночь, мягкую, но прохладную, чем все остальные дни, тоже провели на главной улице, затянутой наспех сколоченными лавками со всякой ненужной, но чудесной продукцией. Чуть дальше были танцы, развлекательная программа, кричали во всё горло и весело шутили; давали бесплатно шампанское, эгг-ног* и кусочек фаршированной всем, что неправильно лежало в холодильниках, индейки.
Джон и Чес никогда раньше бы не подумали, что смогут так веселиться даже после двух бокалов алкоголя. Когда до Нового года оставалось всего несколько секунд (часы здесь шли точно, а вот часы Джона опаздывали на полчаса), Чес что-то стал загадывать. Джон отчасти понимал его: наверняка просит спокойствия и мира на этой планете. Нынче у тех людей, кто мог так свободно и радостно праздновать этот день, было общее желание. Вроде бы, всего одна шестая года обернулась трагедией, а казалось, что сам год. Джон загадал это и парочку своих личных желаний.
Потом напокупали различных ароматных и красиво завёрнутых безделушек и с набитыми карманами потопали домой ближе к утру. Отдохнув немножко, стали поздравлять Ребекку и Иону — мать с сыном, что были их соседями, а те — их. Вышло мило, хоть Джон вроде и протрезвел и никогда такого не любил.
— Я думал, Новый год мы отметим в камере, чем окончательно испортим себе его, — признался Креймер, когда, разбросав все покупки по редким полкам в своей комнате, они ложились спать, наплевав на время, которое говорило, что сейчас в самом разгаре обед. Девяносто восемь процентов людей должно понять их: с наступлением праздника внутренние часы сдвигаются на непозволительный промежуток.
— Именно поэтому я чувствую себя ещё более счастливым… — прикрывая глаза и зевая, закончил Чес и заснул окончательно, прямо в брюках, но без футболки. Джон прикрыл его одеялом: несмотря на то, что они жили в штате Калифорния, здесь всё равно оказалось холодно зимой, особенно после катастрофы стало, кажется, ещё холоднее. Единственное, чем они грелись здесь, была печка, которую они сами усердно топили. У соседей внизу была такая же, и труба от неё проходила рядом с их и за крышу.
— Да… мне кажется, мы оба слегка… немного перепили. Хотя смысл в том, что ты говоришь, есть… — Джон потрепал его по красной щеке и улыбнулся: такого довольного и здорового Креймера он не видел уже несколько лет. Даже в Хайде он прежде не сиял так ярко. Может, и правда Новый год обещал нечто приятное? Каждому хотелось на минуту стать маленьким ребёнком и позволить себе роскошь: поверить в чудеса.
Спустя месяц, когда уже работа установилась стабильная, и зарплату выдавали полную, и расходы стали постоянными, Джон и Чес, как и многие вокруг, спешили на рабочие места в свой обычный вторник и обсуждали долгожданное внедрение электричества в их кафе. Наконец в светильниках заменят вечно капающие воском свечи на нормальные лампочки! А сколько радости оказалось для их профессии, ведь теперь заработала кофе-машина и вчерашний день Чес вовсю разбирался с ней — вот уж было удивительно, когда кофе приходилось делать не самому. На кухне же заработали конфорки и электрические печи, гораздо удобнее мангалов и обыкновенных печей. Раньше, чтобы выполнить заказ на барбекю, приходилось выходить во внутренний дворик, заливать готовые угли специальным раствором, немного ждать, пока пламя утихнет, при этом готовя мясо, а потом уже нанизывать его на шпажки и жарить. Посетителей, конечно, сразу предупреждали, что придётся подождать, по крайней мере, полчаса, но на голодный желудок это время тянулось слишком медленно.
Вроде бы, целый месяц пролетел, но, кажется, этого не было заметно; честно говоря, отношения Джона и Чеса мало поменялись, но они оба никуда и не спешили и были, вероятно, довольны происходящим. Джону иногда казалось, что они ещё привыкают, пробуют на вкус эту отчаянную, запрятанную на седьмой круг Ада любовь, и в разный момент она ощущалась по-разному: иногда пахла колкой свежей древесиной, которую они рубили вдвоём, чтобы согреть жилище, иногда — жасминовым чаем и терпким до слёз эспрессо, когда они делали перерыв пять минут, пересекаясь на заднем дворе, и Джон позволял себе приобнять парнишку, вдыхая такой аромат его волос, а иногда — жжённым белым светом работающего на батарейках светильника (тогда они до полуночи болтали о всяком, лёжа на одной кровати). И Джон был счастлив так, что и не думал, будто на его скверную долю когда-нибудь выпадет ещё такое счастье. Чес же с радостью получал эту заботу, потихоньку восстанавливался после стресса, пил нужные лекарства и лез безумно целоваться к Джону только когда немного выпивал — а на трезвую голову, сам признавался и при этом румянел, ещё не мог. Но Константин только подсмеивался над ним и трепал по голове. Конечно, Креймеру пока сложно делать столь откровенные вещи с человеком, который раньше и на метр не подпускал. Однако всё это, благо, быстро выдавится множеством тёплых моментов.