— Спасибо тебе… — раздалось глухое и тихое позади него.
— Господи, да за что же?
— За веру в меня… впрочем, я так и знал, — Джона капельку смутили эти слова, и он ничего не ответил, угрюмо продолжив путь. Но тот факт, что на душе потеплело, нельзя было отрицать, это точно… А Креймер наверняка глупо улыбнулся, пока напарник не видел; что-то подсказывало это Константину. Он лишь хмыкнул своим мыслям и осветил путь: лестница оказалась ещё более развороченной, чем прежняя, но идти можно было — значит, жалобы излишни. Они аккуратно двинулись, стараясь держаться вместе и идти ближе к стене, как сказал Чес. Пару раз что-то обваливалось под их ногами, но в основном они прошли без происшествий; только у Джона как-то слишком ожидаемо спёрло дыхание — он долго корил себя за это после.
Наконец они вышли на второй этаж: то было огромное, местами отделённое перегородками помещение, не такое разваленное, как первый этаж, но жутко заброшенное. Повсюду валялись опрокинутые столы, принтеры, ещё какие-то вывороченные приборы; можно было даже различить горшки с давно высохшими и превратившимися в труху цветами и рассыпанной вокруг землёй; нередки были шкафы с оторванными дверцами и зияющие дыры на первый этаж; ветер жутко гудел под потолком, врываясь в выбитые оконные рамы. Здесь, судя по всему, были офисы; оставшиеся в живых покосившиеся перегородки образовывали от входа длинный коридор вплоть до следующего лестничного пролёта и лифта; они виднелись тёмной дырой впереди.
Джон быстро пробежал светом по стенам, по завалинам, по потолку и вспученному полу; ничего интересного. И только одна вещь его заинтересовала: отсутствие каких-либо дыр или провалин на потолке с того самого третьего этажа, на который не смог пробраться Чес по каким-то ещё смутным для Константина причинам. Неожиданно, кончиком плеча, он ощутил, как дрожит рядом парень; он обернулся, решив проверить, всё ли в порядке: Креймер был бледен теперь ещё хуже полотна, но держался и даже слабо улыбнулся ему, кивнув в знак того, что с ним всё в порядке. Он не шибко поверил Чесу, но решил, что до поры до времени оставит его в покое, ведь кроме бледноты нет ничего серьёзного. Кажется. Джон выдохнул и покачал головой, распухшей от прилива информации; в нём ещё не ужилось то, что люди могут подставлять своих же и ради каких-то непонятных целей заключать договор с Адом. Теория Чеса, конечна, абсурдна, но в данной ситуации единственно верна… и Константин, обладая весьма развитым критическим умом, уж давно бы отмёл этот бред, если бы не его исключительность и незаменимость.
Между тем они медленно, молча обошли всё помещение и не нашли ровным счётом ничего; впрочем, Джон особо и не вглядывался, чувствуя сердцем, что самое интересное там, куда не смог дойти его напарник — на третьем этаже… Креймер это знал, видимо, заранее, но только тогда, когда напарник немного замешкался перед лестничным пролётом, решил сказать.
— Ты хочешь сходить наверх. Иди, — Чес едва скрыл дрожь, кивая головой. — Быть может, ты что-нибудь найдёшь. Как известно, вероятность найти здесь что-то весьма мала, так как я уже всё проискал…
— Ты точно… не сможешь со мной? — спросил Джон почему-то шёпотом, в упор глядя на парня; тот промедлил и с натугой покачал головой.
— Я могу попробовать. Но, боюсь, что это не закончиться ничем хорошим…
— Ты сойдёшь с ума?
— Что-то типа того, — Чес усмехнулся.
— Тогда жди здесь, — Константин отчего-то чувствовал, что ничем хорошим это не обернётся, а почему так — чёрт его знает. «Впрочем, это глупости…» — откинул он сумбурные, надоедливые, но непонятные мысли и пошёл наверх. На первом лестничном пролёте он обернулся и увидел одинокую, едва заметную в темноте фигурку Чеса; тогда он подумал, что зря, но возвращаться было глупо — Джон и так в последнее время корил себя за то, что вёл себя с Креймером как-то слишком нежно и ласково, будто с ребёнком; а ведь парень уже давно не ребёнок — как-никак, двадцать четвёртый год пошёл. Но, видимо, это всё из-за далёких воспоминаний, связанных с ним…
Константин пошёл взбираться далее; у него всё более и более становилось чётким ощущение, что чем выше находились этажи, тем они были менее разрушенными. Где-то на половине лестничного пролёта он ощутил покалывающую головную боль и не знал, чем это вызвано: какими-то реальными воздействиями от этого проклятого этажа или же от рассказов Чеса. Он наконец поспешно добрался до этажа и быстро оглядел раскинувшийся перед ним тёмный узкий коридор; сквозь вырванные двери и дыры в стенах был виден мутный свет, идущий с улицы… кстати, от чего? Джон стал неспешно двигаться вперёд, размеренно переводя фонариком с одного места на другое; перед глазами становилось как-то мутно, голова буквально за минуту разболелась так ужасно, что хотелось выть, но в основном всё было хорошо: Джон продвигался. Этот этаж казался меньше, весь был застроен какими-то комнатками — маленькими, полными хлама; Константин решил зайти в одну такую — она была всего два метра в длину и ширину; посередине — стол, перевёрнутый и вывороченный, рядом — какой-то странный аппарат, небольшой, но мудрёный. Джон был далеко не асс в этом деле, поэтому поглядел пару секунд и принялся выворачивать ящики стола, силясь найти что-нибудь годное. Тем временем голову будто сжал железный обруч; Константин шипел, сжимал губы, закусывал язык — боль от секунды к секунде становилась невыносимой.
Поиски оказались безуспешными: выпала только какая-то мелочь, какие-то пластинки, микро-схемы, линейки, карандаши и чистые листы бумаги. Джон это уже давно заметил, что нигде не было видно хоть какого-нибудь завалявшегося документа — пускай и неважного, но хотя бы с текстом; такое ощущение, что вымели всё подчистую, подозревая, что сюда могут быть вылазки. «Что-то за этим кроется…» — проскрипело в его воспалённом мозгу, и он, потрогав свой горячий лоб, двинулся дальше по коридору, изредка заходя в комнаты и возвращаясь всё с тем же, то есть ни с чем.
Кажется, уже взошла луна; Джон, толкнув захудалую пластиковую перегородку, оказался в более просторной комнате около окна; здесь отчаянно дул ветер, и было довольно светло: грязно-серые лучи прорывались сквозь тучи и падали на пол. Картина была невесёлая. Он без всякого интереса осветил фонариком и это место: здесь тоже стоял какой-то аппарат, правда, чуть больше прежних. Тут Константин стал замечать, что все эти странные приборы хоть частью и разрушены, а вполне себе их разглядеть можно было; они были все похожи — вдруг всплыла гипотеза в его голове, и он сразу ринулся её проверять. Невзирая на превратившуюся уже в бурлящий вулкан боль в голове, он резво перебегал из одной комнаты в другую, по надобности ломая перегородки и стенки, и жадно вглядывался в эти самые неизменные приборы, с некоторой радостью и вместе с тем сожалением отмечая, что они действительно похожи, точнее, как близнецы… где-то меньше, где-то больше…
Джон ощутил, как начал задыхаться: что-то будто сжало его рёбра. В глазах помутнело, и если бы не стенка рядом, то он бы упал; Константин заметил, что чем ближе подбирался к концу, тем невыносимее становилась боль. Отчего-то он вспомнил слова Креймера о слабой и сильной психики и о безумстве… тогда он стал искренно молить Бога, чтобы внутри него были сейчас если не стальные, то хотя бы крепкие нервы — помутнение рассудка он не хотел. Ибо дел и ответственности — ого-го! Константин сделал пару вдохов-выдохов, взял себя в руки и, немного шатаясь, пошёл вперёд; свет его неровно дёргался из-за появившейся дрожи в руках. До последней комнаты осталось всего пару метров — Джон очень хотел её проверить, не понимая, откуда такое желание — как вдруг начали происходить странные вещи. Сначала даже он не понял, это у него в голове или в реальности; через пару минут всё как-то чётко усвоилось и пришло в норму. Тогда-то ему и стало не по себе…