В итоге ничего он здесь не нашёл, хотя обследовал каждые пять метров этого пространства; даже включил телевизор — тот работал, правда, не был подключён к антенне, потому и не показывал, да и экран у него местами потрескался или туда забралась влага. Джон присел на ближайший скрипучий стул и задумался: кому нужен такой геморрой? Разве что ради какой-то глобальной, сильно важной цели; или кто-то серьёзно заигрался, теперь воспринимая игру за нечто действительно существенное? Константин качал распухшей головой, потирал виски и ничего не понимал. Эти некто весьма вероятно рассчитывали, что кто-то, несмотря на некое чудовищное воздействие этого места, всё-таки доберётся до четвёртого этажа и далее, поэтому вылизали и здесь всё дочиста. Значит ли, что это их план? Хотя для чего: может, просто мера предосторожности?
Джон запутался и резко вскочил с места, направляясь к противоположной лестнице; ему хотелось всё срочно обсудить с Чесом, поделиться и послушать его мысли, но он не мог бросить пятый этаж неосмотренным. Мужчина ещё раз оглядел зал позади себя и бегло стал подниматься по лестнице; пролёты были вообще нетронутыми, тёмными и гладкими; никаких обрушений, как на первом этаже. Константин сразу понял, что до верха добирались единицы… а может быть, даже никто. Как только он дошёл до первой площадки и посмотрел вверх, на плотно закрытую чёрную дверь, то сразу ощутил нарастающее давление в висках. «Кажется, будет довольно нелегко», — со вздохом подумал повелитель тьмы и сделал первый шаг на ступеньку, с какой-то непривычкой ощущая под ногами гладкую поверхность, не испещрённую трещинами.
Дышать почему-то стало тяжелее, в глазах затуманилось; голова за пару секунд превратилась в свинец, а ноги стали ватными. Джон понял, что это вообще не очень хорошо, но упорно продолжил путь, даже не решив сбавить скорости, хотя сейчас это давалось с трудом. Под конец пролёта мужчина думал, что легче действительно застрелиться, чем продолжать терпеть эту боль; в итоге он неловко споткнулся и, не имея сил удержаться, упал, больно стукнувшись головой о камень. Перед глазами мгновенно засверкали искры и стало темнее; Константин не смог встать и сам изумился резкому отсутствию сил в себе.
— Твою мать, мне нужно же встать и идти! Что со мной? — Мужчина повернулся на живот, понял, что чувствует себя хреново как никогда, и посмотрел на дверь: сквозь щель между полом, показалось ему, проникал тусклый свет. Он очень удивился, ощутил максимальное давление на голову, а после силы резко покинули его — казалось, он отрубился по чьему-то сигналу.
Очнулся Джон после того, как почувствовал подступившую тошноту к горлу; так ужасно ему ещё не было никогда в жизни. Он, превозмогая боль, резко вскочил и подбежал к перилам; стошнило его прямо куда-то вниз, на нижний пролёт лестницы или дальше. Константин ощутил себя легче, но от этого стало не лучше: головная боль всё равно была решающим фактором. В голове, казалось, взрывали петарды, грохотали пушки, и вообще творилось чёрти знает что; Джон развернулся к двери — свет ещё горел. Тут только он вспомнил, что провалился в полуобморок: и сколько же он провалялся? Повелитель тьмы в темноте едва мог разобрать стрелки на ручных часах, но всё-таки отдалённо увидел, что не более получаса. «Целые полчаса потерял… да что со мной?» — мужчина потряс головой, но стало только хуже. Он подошёл к двери, опёрся на неё; в голову, по ощущениям, вошла игла — такой была боль. «Есть же, что скрывать… но что?» Константин резко, как мог, потянул дверь на себя; в глаза ударил свет — нет, он не был ярким, просто почему-то усилился раз в десять. Джон, морщась, всматривался в яркую вырвиглазную белизну и ничего не мог разобрать; слабость как-то разом ухнула на всё его тело: ноги чуть не подкосились, благо, рядом были перила, за которые он удержался.
Потом свет угас, хотя мужчина с ужасом понял, что тот и не менялся — это он сам не привык. Свет исходил от какой-то громадной установки посередине — к слову сказать, этот этаж был выше предыдущих в два раза. Вокруг источника света змеились железные мостики — Джон был как раз на одном из них. Установка напоминала капсулу, каплю с местами металлической, а местами прозрачной оболочкой и светящимся «нутром»; но это мужчина заметил очень не сразу — в его случае было вообще сложно понять, где он и в какой реальности. Не успел он сделать и двух шагов, как перед глазами посыпались искры, затем реальность стала искажаться, трещать, рябить, как в старых чёрно-белых телевизорах, и расползаться по швам; сквозь неё начали проглядывать какие-то другие фрагменты из жизни — тоже искажённые, ужасные. Константин точно не помнил, о чём они, просто помнил ту жуть и страх, что сковали его сердце; это здание умело исковеркать чужие воспоминания. Джон даже боялся потерять их, забыть, принять те, ложные; особенно одно, связанное с Чесом. Техника била по больному.
Боль не отставала ни на шаг, становясь обширнее с каждой секундой; повелитель тьмы взвыл и пытался очнуться, вырваться из этого омута; оказалось сложно — кто-то извне, казалось, управлял им, его мыслями и решениями. Но Джон не позволил и, кажется, крикнув, поднёс руки к голове и стал усиленно тереть лицо. Потом увидел, сквозь едва заметный шлейф ужасных воспоминаний, свои руки; радости его тогда не было предела — смог. Правда, перед глазами, словно видения, ещё мелькали обрывки и сцены, но уже не так: Константин теперь видел пусть не так чётко, зато наяву это чёртово помещение. Мужчина оглянулся вокруг себя и понял, что упал и сполз вниз, прислонившись к перилам. Этаж был тёмным, пустым, несмотря на яркое излучение и огромные размеры странной установки. Горло почему-то стало нестерпимо жечь, а образы каких-то людей в голове усиливались; Джон побоялся сойти с ума.
«Нет-нет, это не Ад… либо я долго не был в нём, но всё-таки… Это куда ужаснее всего того, что я переносил!» Мужчина постарался встать хотя бы с помощью перил; ноги его сами несли в сторону странного аппарата, сияние которого жгло глаза с каждым шагом сильнее. При приближении становилось сложнее отделять реальность от танцующих в воображении силуэтов; Константин часто спотыкался, не видя перед собой ровно ничего из окружающего; на пару мгновений ему показалось, что он сошёл с ума.
С горем пополам Джону удалось обойти аппарат, в итоге ничего не поняв и не разглядев в подробностях этот предмет. В ушах что-то зашипело, и мужчина порешил скорее оттуда уйти, пока не начались более сильные глюки и дальнейшее помутнение рассудка. В дверях он в последний раз посмотрел на установку, хмыкнул и рванул вперёд, не обращая внимания на появившуюся боль в мышцах. Бежал долго, не останавливаясь, до самого выхода с пустыря; если честно, и сам не помнил, как преодолел это всё расстояние. Где-то к третьему этажу уже прошли полностью все странные глюки и видения; как только повелитель тьмы выскочил на улицу — утихла боль и общая слабость. А пару минут здорового бега на свежем воздухе вообще вернули его в норму; выбегая из калитки, Константин даже обернулся в сторону здания, подумав, а не пойти ли ему туда снова, раз всё так быстро прошло? Но идея была абсурдной, так как даже при быстром взбирании на последний этаж боль всё равно настигала; Джон побоялся, что если ещё раз совершит такой поступок, то навряд ли вернётся здраво мыслящим человеком, поэтому пока воспоминания свежи и рассудок цел — нужно бежать к Креймеру.
Константин взглянул на время: было почти что семь. «Неужели я так долго бултыхался после того, как очнулся?» — изумился он, покачал головой и продолжил путь к автобусной остановке. Боль, конечно, отступила, но слишком явная тяжесть осела где-то в области груди и немного головы; Джон всё ещё дышал редко и глубоко, словно заболевший. Было такое ощущение, что в мозгу хотели провести что-то наподобие зачистки, а в итоге перевернули всё вверх тормашками: мысли не могли упорядочиться, всё слетело со своих «полочек», а сознание ещё было шатким.