Ей хотелось сказать, что они, немцы, настоящие сволочи, лишенные совести и сердца. Что человек не может быть таким, как они, а значит, они не люди. Просто не могут быть ими.
Но как обычно страх перед последствиями взял свое, и Лена промолчала. Не за себя она боялась сейчас, вовсе нет. Иногда наоборот хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Но у нее на руках была беспомощная мама. А еще она знала точно, что Ротбауэр отыгрался бы не только на ней, но и на военнопленных, не виноватых ни в чем в этой ситуации. Потому Лена просто промолчала и опустила взгляд, как привыкла это делать.
— Займись списком экспонатов для выставки, — приказал гауптштурмфюрер. — Осталось всего пара дней, а мы не так готовы, как мне бы хотелось.
— Хорошо, господин гауптштурмфюрер.
— И держись подальше от русских. Не стоит к ним привязываться, Лена.
Эти слова все не шли из головы Лены остаток дня. «Не стоит к ним привязываться». Так обычно говорили о животных, как ей помнилось. Как-то бабушка Кости решила завести кроликов на даче. Десятилетняя Лена, приехавшая в те дни на летние каникулы из Москвы, любила возиться с этими пушистыми комками — кормила их травой, гладила мягкую шерстку, целовала их лобики под длинными ушами. «Не привязывайся к ним особенно», — предупреждала Лену как-то мама. И только под конец лета, когда клетки кроликов опустели, Лена поняла, почему мама так часто повторяла ей эти слова. Конечно, взрослые сказали ей, что кролики перегрызли проволоку клетки и убежали, но Коля позднее открыл ей правду, для чего в то лето на даче Соболевых выращивали этих ушастых. Лена тогда прорыдала целый день кряду, пока ее не бросило в жар из-за истерики. И даже давала себе обещание не есть мяса. Правда, сумела его выдержать всего лишь пару месяцев — для занятий нужны были силы, а значит, полноценное питание…
«Не стоит к ним привязываться». И Лена понимала превосходно жестокий смысл этих слов. Для немцев они были животными. Как когда-то кролики на даче Соболевых. Они были живы, пока в этом была нужда. Жестокая правда настоящего времени. Человек стал видеть в другом человеке животное без души и сердца. А значит, мог так же легко убить его при необходимости.
И Лена была тоже таким же животным, как она подозревала. Пока она нужна зачем-то Ротбауэру, он будет с ней терпелив и в своем роде даже заботлив. И от того, как он будет относиться к ней, зависит и отношение других немцев. Это ясно показал один из вечеров в конце апреля, когда Лена уже работала в отделении штаба АРР. Она в который раз вернулась тогда от стен гетто, огорченная безуспешной попыткой увидеть Лею и передать ей сверток с едой.
В квартире было шумно, в комнатах гауптштурмфюрера были гости. Лена не удивилась, увидев их. Порой по выходным к Ротбауэру приходили немецкие офицеры, чтобы поиграть в карты и посидеть веселой компанией за бутылкой вина. Потом, изрядно захмелев, они перемещались в казино или в «Дом удовольствий», к большому облегчению Лены, все время этих гуляний сидевшей как на иголках. Но впервые за время гулянок в их квартире Ротбауэр позвал ее.
— А! Лена! — взмахнул рукой он, заметив ее в коридоре, пока она пыталась как можно незаметнее прошмыгнуть в свою комнату. — Иди сюда, Лена, я хочу кое с кем тебя познакомить.
— О! Ого! — загомонили офицеры, когда Лена нехотя встала на порог комнаты, прижимая к груди узел с едой. Ей хотелось оказаться в этот момент где угодно лишь бы не здесь, под взглядами уже изрядно захмелевших немцев, уставившихся на нее с любопытством. Обсуждавших ее, не особе стесняясь в выражениях, которые, она, к своему сожалению, понимала почти в каждом слове.
— Твоя маленькая русская? А она совсем недурна, правда, Рихард?
— У нее совсем нет задницы, Йоган… и сисек почти нет!
— Это от голода. Ее просто нужно откормить, и все появится! Это как со скотиной: хочешь мяса, а не костей — откорми! — бросил кто-то, и немцы дружно покатились от хохота. Лена с трудом сдержалась, чтобы не выйти вон. Подняла голову и посмотрела прямо в глаза Ротбауэру, сидящему за столом с бокалом вина в одной руке и с сигаретой в другой. Он смотрел на нее из-под челки испытующе, словно ожидая от нее чего-то. Слушая, как ее унижают эти немецкие мерзавцы в форме СС.
Именно эти офицеры, скорее всего, и стояли во главе айнзацкоманд, устраивающих погромы в гетто, от стен которого она только что пришла. Именно они отдавали приказы убивать детей и стрелять в женщин в начале марта. Лена попыталась обуздать прилив ненависти, который вдруг захлестнул ее с головой, когда она взглянула на эти сытые довольные лица, так сильно контрастирующие с теми, что она видела сегодня за проволокой.