— Я не лейтенант. Пока, — произнес переводчик так же на немецком, но все же подошел к ней. Уставился в изможденное лицо с высоты своего роста. — Ты говоришь на немецком языке. Почему молчала раньше? Это хорошее умение. Можно найти хорошее место.
— Я хочу работать с Катей. Прошу вас! Мы сестры. Нам нельзя раздельно.
Пересохшее от жажды горло саднило. Голос звучал как воронье карканье. Да и сама Лена выглядела совсем невзрачно — растрепанная, с перепачканным лицом, в пальто с порванным по шву рукавом. Неудивительно, что переводчик досадливо поморщился, окинув ее взглядом с ног до макушки.
— Тебя вряд ли возьмут. Нужны другие девушки.
— Я смогу. Я сильная, — настаивала Лена, не обращая внимания на шепот встревоженной Катерины, интересующейся их разговором с немцем. — Я работала уже на Германию на фабрике.
— Девушки нужны не для работы на фабрике или на заводе. Только фрау…
Лена не дала ему закончить фразу и протянула часики, которые все эти дни прятала за рукавом пальто. Воротничок в сумке и эти часы на запястье — это все, что осталось у нее от дома и семьи. Но она каким-то шестым чувством понимала, что ей просто необходимо остаться возле Кати. Только вместе они смогут что-нибудь придумать и вырваться из этой ловушки, в которую их загнали. Она не знала, как и когда это произойдет, но точно понимала, что это когда-нибудь непременно случится. Главное остаться рядом.
— Я прошу…
Переводчик взял в руку часики, пристально рассмотрел их, удовлетворенно кивнул и отошел от них, чтобы вернуться со своей знакомой.
— Нет! — резко ответила немка на предложение полицейского взять Лену. — Она не подходит. Посмотри на нее! Худая, как щепка. Ниже меня ростом.
Немка вдруг схватила руку Лены, сильно сжав запястье, и перевернула ладонью вверх.
— Кожа нежная. Она не знает работы. А вот руки ее соседки знают, тут даже смотреть не надо. Мне нужны деревенские девушки, а не городские неженки. Посмотри на ее наряд, на ее лицо. Да в Розенбург будут бегать кобели со всей округи, словно у нас сука с круглогодичной течкой! Все знают, что русские девки распущены и блудливы. Особенно из города. Если бы я выбирала девок в бордель, прости Господи, я бы, может, и подумала. А мне нужны работницы по дому…
Лена понимала не все из быстрой речи немки, но достаточно, чтобы вспыхнуть от злости и обиды при этих словах. Тело отозвалось воспоминанием о боли и унижении, которые только вчера творили пальцы доктора при осмотре.
— Она девственница, — проверил по бумагам переводчик. — А еще мы недавно узнали, что русские на удивление скромны и набожны. Так что не думаю, что с этим возникнут сложности, фрау Биргит. Подумайте сами. Кого бы вы хотели видеть на вечерах перед гостями Розенбурга — эту толстую корову рядом или ее? Думаю, что госпожа фон Ренбек согласилась бы со мной.
— Да она не поднимет поднос, чтобы выйти в зал! Руки — тростинки!
— Зато она говорит на нашем языке, — парировал переводчик, как заправский торговец на рынке, защищая свой товар перед покупателем. — Это большой плюс, сами понимаете. Она сможет без труда понимать домашних и переводить приказы остальным. Это облегчит намного вашу работу, фрау Биргит. Да и госпоже фон Ренбек будет удобнее, если у нее будет хоть кто-то говорящий из прислуги. Фрау Биргит, посмотрите на нее. Она явно создана для этой работы. Ни один бауэр не возьмет ее в хозяйство, и все, что останется ей — идти на стекольный завод или на шахту. А то может, даже в трудовой лагерь. Девушка хорошо образованна, интеллигентна. Она идеально подходит для работы в Розенбурге. И потом — эти девушки сестры. Ваше милосердное сердце едва ли не дрогнет разлучить родную кровь, оставляя эту несчастную для тяжелой работы в шахтах.
Немка задумалась на мгновение, потом схватила пальцами подбородок Лены и покрутила ее голову из стороны в сторону, разглядывая. Потом кивнула своим мыслям и повернулась к переводчику, ожидающему ее решение. При этом она нетерпеливо вытирала пальцы платком, будто испачкала руку, коснувшись Лены.
— Франц, голубчик, ты же всегда был несмышленым парнем, но как можно не видеть, что они друг другу никто? Они похожи как ворона и голубь.
— У нас разные отцы, — поспешила сказать Лена, стараясь убедить в этой лжи немку. Она слышала, как появились в голосе той совсем другие нотки, мягкие и певучие, поэтому понадеялась, что слова полицейского о добром сердце женщины правдивы.