Больше Лену уже не восхищала красота ни окружающего парка, через аллеи которого молоденькая рыжеволосая горничная Урсула вела новеньких, ни голубого озера с кристально чистой водой, ни горных вершин вдалеке за озером. Теперь она ясно понимала, что вся эта красота — сплошная обманка.
Вода была приятно прохладной. Ни Янина, ни Катерина не умели плавать, а вот Лена с удовольствием направилась подальше от берега, разводя с усилием руками воду. Выходить из озера совсем не хотелось. Лена перевернулась на спину и закрыла глаза, раскинув руки крестом. Можно было на какое-то мгновение притвориться, что она не в Германии, а дома, плавает в Немиге, наслаждаясь лучами летнего солнца, ласкающего нежно лицо. Но уже через считанные минуты стала волноваться немка на берегу и кричать, требуя ее возвращения.
— У нас у всех одинаковые форменные платья, — рассказывала Урсула, доставая одежду из узла, принесенного с собой к озеру и протягивая каждой из девушек. Лена переводила, с трудом порой разбирая слова из-за особенности местного произношения. — В замке вы должны обязательно покрывать голову косынкой. Госпожа баронесса не любит, когда прислуга простоволоса.
— Госпожа баронесса? — переспросила Лена, рассчитывая, что молоденькая немка отбросит страх перед новенькими работницами и разговорится.
— Баронесса фон Ренбек. Она хозяйка здесь. Вернее, хозяин — барон фон Ренбек, но его сейчас нет, поэтому она хозяйка, — путано объяснила Урсула и прикусила губу, боясь, что сказала лишнего.
— Я думала, это фрау Биргит хозяйка Розенбурга, — сказала Лена, и Урсула прыснула, покачав головой.
— Фрау Биргит? Нет же! Она, конечно, и в дальнем родстве с баронессой, но она тут только по хозяйству главная. Говорят, что ее баронесса привезла с собой, как замуж вышла за барона. И мальчики у фрау Биргит туточки народились. И Руди, и Клаус… Клаус сейчас на фронте. Потому фрау Биргит и злится часто. Боится за него.
Всего два слова — «на фронте», а Лизу словно ледяной водой окатило. Значит, сын этой фрау сейчас в ее стране и убивает ее соотечественников. А они должны слушаться во всем эту немку и не сметь даже рта открыть…
— Поскорее! — вдруг стала торопить девушек Урсула, испугавшись, что слишком разговорилась с ними. Или просто заметила, как изменилась в лице Лена недавно.
Платья были сине-серыми из плотного хлопка. К ним полагались белый передник и косынка, завязывавшаяся на затылке. Кроме этого, Урсула раздала каждой из девушек лоскуток ткани с крупными белыми буквами «OST».
— Я бы пришила, но фрау Биргит сказала, что в доме вы никогда и ни при каких условиях не должны носить этот знак. Баронессе это точно не понравится. Поэтому вот вам булавка. Когда вас пошлют в город, вы должны прикрепить этот знак вот сюда, — немка сначала хотела показать на Лене место для отличительного знака, но потом передумала ее касаться и показала на своей груди. — Без знака вам нельзя быть. Иначе арестуют.
— Как евреев у нас в Минске метили, — проговорила Катерина, догадавшись без перевода, о чем идет речь. — Тольки у них жолты быв… Як скотину колхозную пометили, ей Богу. Скотина мы и есть. И шоб не спутали с людинами, знак нам.
— Раз треба, то треба, — отозвалась Янина и первой взяла лоскуток у Урсулы. Опустила в карман передника. Ей было проще — она рассталась со своей свободой еще на родине, когда приняла решение идти в услужение к немцам.
Первое, что увидели девушки, когда построились на задней площадке дома у хозяйственных построек — это железную бочку, в которой Войтек сжигал их вещи. Урсула подавала ему одежду, в которой они приехали в Германию, и она отправлялась в пожирающий их огонь. Лена вытерпела, когда поляк отправил в бочку ее платье и пальто, швырнул туфли. Но когда в руках у Войтека оказалась сумочка, в которой она бережно все эти хранила то, что осталось от прежней жизни, нервы не выдержали.
Ей казалось, что поляк пожалеет ее. Недаром же так посмотрел в ее глаза и еле заметно кивнул, когда они оставили Ленину сумочку и узел Янины на площадке, уходя к озеру. Но нет, вот она в руках Войтека. Мгновение, и она скрылась в яростном жерле огня.
— Сволочь! Немецкий лизоблюд! Дрянь польская! — сорвалась Лена в крик, который прервался ладонью Катерины, с силой прижатой к губам. Второй рукой сильная подруга захватила плечи Лены в крепкой хватке, что та могла только дергаться бессильно. Войтек отвел в сторону взгляд и продолжил свое дело — теперь в огонь полетел узел Янины. Он не помещался в бочку, и поляку пришлось протолкнуть его палкой. Янина, стоявшая рядом с Леной, все еще сопротивляющейся хватке Катерины, лишь беззвучно заплакала.