От ее прошлого не осталось ничего. Только осколки стекла, оцарапавшие ладони в кровь. Осколки ее памяти. Осколки ее сердца.
Ярость, пусть и утратившая свой накал, никуда не исчезла и тихо тлела в Косте всю последующую неделю. Лена отмечала ее во взглядах, которые ловила на себе во время работы в администрации, или в его движениях. Больше он не провожал ее домой после работы и не приходил в домик на Егерштрассе на ужины, что сразу же довольно подметил Безгойрода, бросив Лене посреди недели мимоходом, как рад, что «наконец-то кто-то из них взялся за ум и подумал о последствиях этих отношений». Нельзя было сказать, что она не ожидала, что Костя возненавидит ее, когда узнает обо всем, но столкнуться с этим неприятием в реальности было гораздо хуже. И невольно думалось о том, как сильно ненавидел бы ее брат, если бы узнал о ее прошлом в Германии. И Лена плакала ночами, чувствуя, как задыхается от паутины настоящего, опутавшего ее по рукам и ногам. А еще от горя, что в который раз потеряла очередного близкого человека.
А потом Соболев и вовсе пропал на несколько дней, и Лена решила, что он попросил о переводе, чтобы не видеть ее, ведь записей о рабочей поездке на шахты в журналах конторы так и не появилось, как бывало обычно. Значит, это был конец. Значит, он долго боролся с собой, раздумывая, заявить на нее капитану госбезопасности или предать свои собственные убеждения, сохранив ее тайну, а в итоге просто предпочел уйти от принятия этого тяжелого решения, исчезнув из ее жизни. Как сама она уходила от выбора, зависнув над пропастью неопределенности, не в силах решить, как ей дальше жить.
Но Лена ошиблась. Вечером воскресенья Соболев вернулся в дом на Егерштрассе и, потребовав у Гизбрехтов дать возможность поговорить с Леной наедине, бросил на стол папку, словно она жгла ему пальцы. Немцы, которым Лена уже успела все рассказать и объяснить неожиданное исчезновение Соболева, не стали даже возражать и подчинились, удалившись в соседнюю комнату. Едва вспыхнувшая радость Лены при его появлении тут же угасла при виде своего имени, написанного на лицевой стороне папки немецкими буквами. Здесь было все ее короткое прошлое. Все бумаги арбайтсамта, анкета с деталями ее биографии с исправлениями, когда вскрылись истинные, книжка остработника, которую отобрали при аресте, листы якобы допросов, которых не было, но слова из которых были напечатаны ровными буквами печатной машинки. И ее фотокарточка, с которой на Лену смотрела она прежняя. Такая непохожая на элегантную девушку, смотревшую сейчас в глаза своему прошлому.
— Откуда это у тебя? — произнесла Лена пересохшими губами, будто заново переживая свой плен при виде проклятой отметины OST на фотокарточке.
— На этой неделе меня командировали в американскую зону в Тюрингию. В сопровождение бывших пленных американцев для возвращения их союзникам, — произнес Костя после короткой паузы, упавшей тяжелым камнем каждому на сердце. Лена не сдержала удивления, зная, что Соболев никаким образом по должности не относится к караулу, и тот отвел глаза, явно желая скрыть истинные причины своей командировки[206].
— Я все продумал, как узнал об этой поездке. Если я смогу раздобыть твои бумаги прежде, чем они будут высланы американцами в наше управление по работе с перемещенными гражданами, мы уберем из дела любые данные о твоей мнимой смерти. Это означает, что не будет никаких сложностей или подозрений при проверке. Просто ты подашь заявление на возвращение подальше от Саксонии. В каком-нибудь крупном городе, где перемещенных очень много. Например, в Берлине или во Франкфурте. И ты вернешь свое имя и вернешься домой, Лена.
Это был самый лучший выход из ситуации, в которой оказалась Лена. Шанс вернуться домой, чтобы снять с себя все ложные обвинения. Возможность забыть все и начать с чистого листа. Но все же что-то внутри вдруг дрогнуло. Не от страха перед неизвестным и по-прежнему опасным для нее будущим на родине. От понимания, что для нее открывается дорога, навсегда уводящая ее от возможности еще хотя бы раз увидеть Рихарда. Хотя о чем она только думает? Прошло уже почти два месяца с момента капитуляции Германии, а никаких новостей о его судьбе по-прежнему не было.
— Я говорил тебе, что это займет время, — каждый раз отвечал на вопросы Лены Пауль. — Слишком много пленных. Возможно, потребуются не недели, а даже месяцы и годы.
Но у Лены не было этого времени. Настал миг, когда требовалось принять решение о том, в какой стороне она должна продолжать свою жизнь.
— Сведения о смерти в бумагах занимают всего пару строк, — произнес Костя. — Убрать их и все, ты почти чиста. Обычная угнанная в фашистское рабство, как и многие другие советские девушки.
206
На территории от Роннебурга под Герой (Тюрингия) до Кёнигштайна (Саксония) располагались богатые залежи урановой руды. Об их существовании знали и власти Германии, поручившие геологам накануне Второй мировой войны найти сырье для германского секретного «сверхоружия». Однако поиски не дали положительного результата. В начавшейся гонке ядерного вооружения получить месторождение урана было важно для каждого из бывших союзников. Но американцы также как и немцы решили, что эти месторождения бесполезны. А вот советским геологам удалось получить уран. В условиях строжайшей секретности с 1946 г. на этих территориях было построено предприятие по добыче урана для советской атомной промышленности. Проект получил конспиративное название «Висмут», по названию нерадиоактивного химического элемента. Фантазией автора Соболев был направлен в Тюрингию в числе других офицеров-геологов, собирающих пробы обогащенных вод, перед передачей этих земель СССР по Ялтинским соглашениям.