Возможно, это был мальчик.
Так подумалось вдруг Рихарду с болью и тоской, когда он занял место в комнате напротив портрета Мадонны. Это мог быть его сын. Будущее, объединившее две нации и две крови в единое целое. Этот ребенок был бы символом того, что любовь способна победить все, даже ненависть, взращенную ядовитыми идеями и убеждениями.
— Это все излишняя сентиментальность, свойственная нашему славному прусскому прошлому, мой дорогой, — так сказала бы мама, если бы услышала его мысли. — В новом мире ей вовсе нет и не было места. Исключительно на страницах романов, которыми Ханке забил твою голову с детства.
Он словно наяву услышал голос матери, произносящих эти слова, и уловил запах ее духов. Будто бы она была рядом сейчас, когда он смаковал изумительное вино, от души наслаждаясь насыщенным летним вкусом и ароматом, любимой музыкой и светом свечей, играющих отблесками в стекле бутылки, хрустале бокала и черноте начищенного металла пистолета.
Еще один призрак замка, который будет скользить ночами в этих комнатах, где когда-то прошла большая часть жизни. Сколько их здесь, этих душ? Могут ли они общаться между собой? Что они сказали друг другу, когда Господь забрал их из этого бренного мира и снова свел вместе?
И пришла вдруг следом иная мысль, обжегшая словно огнем. А что бы ему самому сказала Ленхен при этой встрече? Ненавидела ли бы его за то, что, следуя жестоким законам его страны убили их дитя, бросив ее саму после умирать от инфекции? За то, что он ничего не сделал, чтобы помешать этому. За то, что убил ее своей любовью, словно в ответ за ее нелюбовь.
О, он хотел бы, что это было не так! Чтобы те слова, что он помнил обрывками памяти, не были ложью. Чтобы она любила его и ждала его там, за гранью этого мира. О, если бы она могла прийти сюда снова, на то самое место, где он когда-то встретил ее, свою лесную фею!.. Если бы снова обвила руками как когда-то и прижала к себе, стирая своими прикосновениями все дурное и тревожащее из головы и души!..
Снова ощутить ее присутствие рядом каждой клеточкой кожи, как когда-то в воздухе. Понять, что она простила его, как он простил ей все, и что она ждет его там… И тогда бы эти часы, которые только и оставались до того момента, когда в Розенбург ступит нога янки, прошли бы совсем по-другому. Потому что они прошли бы рядом с ней…
О, только бы снова это случилось! Только бы снова она пришла… В третий раз.
В последний раз.
Глава 63
Американцы пришли, когда Рихард почти прикончил бутылку ароматного вайсбургундера. Он сразу же заметил их с балкона, где расслабленно сидел в кресле и курил, закинув ноги на перила балюстрады. Рихард мог бы уложить парочку самых ближних к нему. Пока они бы поняли, откуда идет стрельба… Но не стал даже тянуться к пистолету, лежащему рядом на столике.
Словно тени, американцы вышли из-под листвы вековых лип, которыми был усажен парк — настороженные, готовые стрелять при первом шорохе или движении. Поэтому Рихард осторожно поднялся с места, одернул китель, чтобы выглядеть должным образом, и проверил, надежно ли закреплен поводок Артига, опасаясь, как бы тот не сорвался сейчас на янки. Он вышел к ним, оставив именной люгер рядом с бокалом вина. Показавшись на крыльце, сразу же крикнул на английском, что один в доме и безоружен. Янки, увидев его, медленно спускающегося по ступеням крыльца, тут же засуетились и оглушающе громко заорали, отдавая команды, от которых он чуть не оглох.
— On the knees! Come on, hands up! Hands up! Above your head![212]
— I can’t do it, — пытался объяснить Рихард, опускаясь на колени в гравий и поднимая здоровую руку вверх. Его сердце разрывалось сейчас от тревоги за Артига, который с лаем бесновался на балконе, встревоженный от всего этого гама. — I am hurt. Really, I am[213].
Рихард попытался вспомнить, как сказать на английском языке «вывих плеча», но не смог. Между тем к нему уже шагнул один из обступивших его американцев и резко задрал поврежденную руку, вызывая такой приступ боли, что Рихард едва сдержал крик.
— I don’t give a shit, nazi bustard![214] — грубо произнес при этом янки.
А когда Рихард не удержался и повалился на бок, его сослуживец, американец с характерными чертами еврейской национальности, ударил прикладом в грудь, угрожая этим сильным и резким ударом сломать ему ребра. Рихард слышал, как за его спиной американцы входят в замок, гремя каблуками своих тяжелых ботинок по паркету, как с грохотом раскрывают прикладами двери внутри дома, проверяя, не спрятался ли противник в полумраке комнат, устроив засаду. Кто-то, видимо, уже успел добраться до второго этажа и освободил Артига от привязи, потому что вахтельхунд появился из ниоткуда в мгновение ока и прижался своим телом к лежащему на гравии Рихарду, защищая его сейчас.