А еще — она уезжала…
Радость вдруг сменилась жгучей ревностью, когда Рихард заметил объятие на перроне, в котором слились фигуры русского капитана и девушки в красном пальто. Ему пришлось даже опустить взгляд, чтобы не выдать себя ненароком. Потому что он был уверен, чувства были такой силы, что их можно было ощутить на расстоянии. Застучало в висках таким же бешеным ритмом, в котором билось сейчас в груди его сердце. Он попытался подавить этот взрыв глубоким размеренным дыханием, как учили когда-то еще в госпитале бороться с этими приступами. Опустил руку в карман и больно сжал ожерелье из лунных камней, которое зачем-то привез сюда, во Фрайталь.
Все так, как и должно быть. Все так, как нужно. Она всегда хотела вернуться на родину. Ей будет там лучше. Намного лучше. Капитан всегда сможет защитить ее, если будет нужно. Всегда сможет помочь. Капитан — это лучшее, что может быть в ее жизни сейчас. Все так, как должно быть…
Погруженный в свои эмоции, Рихард едва не пропустил момент, когда капитан помог Лене зайти в вагон, подав ей чемодан. Он отметил для себя этот вагон мысленно и, дождавшись, пока русский развернется после короткой заминки на перроне и пойдет к выходу со станции, двинулся с места.
Увидеть ее снова. Эта мысль завладела им полностью сейчас и вела настойчиво вперед, заставив забыть напрочь о русском патруле и о всем остальном, окружающем его. В несколько шагов добежав до нужного вагона, Рихард спешным шагом пошел по перрону вдоль окон, старательно вглядываясь в каждого пассажира за стеклом. Прогудел очередной паровозный гудок, предупреждая об отправлении, и сердце в груди Рихарда забилось еще пуще прежнего, когда поезд медленно тронулся с места с протяжным вздохом паров.
Неужели он не увидит ее еще раз… в последний раз? Чтобы убедиться, что это она, что ему не привиделось, что это не сон, как казалось происходящее последние часы? Неужели ее место в вагоне с другой стороны? О, это было бы слишком жестоко!..
Но место Лены в вагоне было с нужной стороны и более того, к его счастью, у самого окна. Она сидела, бледная, с широко распахнутыми глазами, устремленными куда-то поверх провожающих, оставшихся на перроне. И его она тоже не видела, как он понял по отсутствующему взгляду. Или если видела, то не узнала в гражданском костюме и шляпе. Так и смотрела куда-то поверх его, на небо, укутанное в тонкое уже одеяло утренней дымки, пока поезд провез ее мимо.
Рихард едва не упал, запутавшись в полах плаща, когда развернулся резко, чтобы идти быстрым шагом, следуя медленному пока ходу поезда, пока есть возможность. Не отпускать ее из вида. Удержать взглядом. Хотя бы несколько шагов, пока поезд набирал ход.
Но нужно ли делать эти шаги?.. Невероятно сложное решение в его жизни. Отпустить или удержать? И словно в кинокартине кадрами все моменты их короткой жизни рядом друг с другом. Минуты и часы, когда он был невыразимо счастлив, когда улыбка на губах шла от самого сердца, а из-под пальцев так и лилась музыка. Когда он чувствовал себя цельным и настоящим. Когда он чувствовал себя таким, каким был и всегда хотел бы быть…
Но она… была ли счастлива она? Ощущала ли то же самое? И если ощущала когда-то, не потеряла ли это за годы, которые провела вдали от него? Особенно после всего, что ей довелось пережить по его вине. Когда он обещал защитить ее, но не смог, как она как-то и предсказывала.
Ее спас поляк, а затем, видимо, русский капитан. Но не он, тот, кто обещал когда-то защитить ее от всего мира.
Не сумел. Не смог…
Но ноги не слушались головы и все продолжали ход в параллель ходу поезда. Не позволяли остановиться и отпустить взглядом любимое лицо. Такое незнакомое и знакомое одновременно, на которое хотелось смотреть бесконечно.
Посмотри на меня… Только раз. Посмотри на меня…
Рихарду хотелось, чтобы она увидела его. Пока это еще возможно. Пока поезд набирал скорость, покидая станцию. Просто посмотреть на него и увидеть его. И он был уверен, ее глаза сказали бы без лишних слов то, что скрывалось от него, то, что было окутано облаком сомнений или запятнано грязью чужой лжи.
Посмотри на меня, мое сердце…
Идти вровень с окном становилось все сложнее. Ход поезда все нарастал. А ее невидящий взгляд был по-прежнему устремлен чуть дальше него. Мимо него. Можно было поднять руку и стукнуть в стекло, чтобы Лена повернула голову и заметила его на перроне. Можно было, но вот нужно ли, шепнул разум, пользуясь тем, что сердце, потрясенное происходящим, тихо стонало в груди. И ноги вдруг подчинились разуму, предав сердце, остановили шаг, позволяя поезду удаляться от него. Отпуская ее. Отпуская свое сердце.