Не спалось. Никак не спалось. Мысли все крутились и крутились в голове, словно кто-то запустил калейдоскоп событий тех лет. Лена сдалась в итоге, опасаясь потревожить сон Рихарда — поднялась с постели и, надев халат, чтобы укрыться от летней прохлады ночи, вышла из комнаты.
За годы, что Розенбург находился под контролем властей ГДР, замок изменился. В первый год после экспроприации здесь были размещены беженцы из Пруссии и других земель, отторгнутых у Германии в пользу Польши. Затем замок некоторое время использовали как санаторий, для чего заложили двери между комнатами хозяйских покоев второго этажа и частично уничтожили анфилады комнат первого. В бальной зале, где когда-то Рихард предлагал Лене поддерживать балетный навык, разместили актовый зал, в котором выстроили сцену у одной из стен. Средств на поддержание старого здания у властей не было, поэтому замок постепенно ветшал. К концу 1980-х годов санаторий закрыли, что едва не уничтожило Розенбург. Но спустя несколько лет произошло объединение Германии в единое государство, и была запущена программа реституции, по которой Рихард получил право вернуть себе замок. И вот спустя пятьдесят лет они снова были под крышей Розенбурга.
Странный поворот судьбы. Это было одновременно и знакомое до боли место, и в то же время совершенно незнакомое. Но кухня осталась прежней, хотя во время реставрации замка ее наполнили современной техникой, значительно облегчающей быт. Лену до сих пор изумлял тот факт, сколько всего придумал человек за последние пять десятков лет, начиная с запуска в космос живого человека. Вдвойне грело душу, что это был советский космонавт. Она вообще все достижения страны, которую по-прежнему считала своей, принимала с особой гордостью и радостью, а промахи — с горечью. Развал же Советского Союза почти довел Лену до инсульта, настолько сложно она перенесла новости об этом, когда пресса вокруг буквально ликовала.
— Это было предсказуемо, — сказал тогда Рихард. Он ждал этого с момента, как узнал, что Берлинская стена пала, а Советы выводят войска из всех частей зарубежных территорий, где имели влияние.
Он знал, что так и будет, и предупреждал ее. А она не верила. Потому что иногда он ошибался в своих предсказаниях. Ошибся же тогда, в Ганновере, когда был уверен, что никогда ему не суждено выйти живым из британского плена.
Всего несколько раз за всю их совместную жизнь Лена видела спокойного и собранного Рихарда в неподдельном гневе, когда он позволял себе повысить голос в порыве эмоций. Одним из этих случаев стало их первое свидание в тюрьме, куда она добралась с огромным трудом и с неменьшим трудом нашла себе временное жилье в квартире у одной вдовы.
Рихард не ожидал ее увидеть. Ждал Адель, женщину, к которой Лена до сих пор, даже спустя годы, испытывала смесь странных неприятных чувств. Адель не пришлось работать посудомойкой и официанткой в кафе, где британские солдаты отпускали скабрезные шутки в сторону персонала, а то и распускали руки. Она не жила в комнатушке, сырой и холодной, несмотря на летнюю пору. И конечно же, ей не пришлось ждать свидания три недели, как довелось Лене. Адель жила в сохранившейся во время налетов гостинице, ездила на сверкающем авто с водителем-охранником и забронировала себе несколько свиданий вперед из числа тех, что дозволялись заключенным раз в неделю. Лена даже ненавидела ее порой, когда приходила в дни свиданий к тюрьме и наблюдала, как та, красивая и гордая, одетая в роскошный костюм из букле с лисьей горжеткой на плече, легко поднимается по лестнице. В разоренном городе Адель смотрелась инородным элементом — красивым цветком на фоне мусора и развалин. И иногда Лене казалось, что баронесса была тысячу раз права, когда говорила, что Адель станет лучшей партией для Рихарда. Казалось ровно до того свидания, которое она украла у Адели, записавшись сразу на два свидания после дат, забронированных немкой.
Рихард ждал Адель. И когда скользнула через порог комнаты свиданий Лена, даже удивленно привстал, вглядываясь в полумрак. А потом налетел на нее хищной птицей, вцепившись больно в плечи. Вспыхнувшая на его лице радость сменилась видимостью привычного хладнокровия.
— Что ты здесь делаешь? Откуда ты здесь? Какого черта ты не в Советах?!
— Я пришла к тебе…
— Ты пришла?.. Пешком? Одна?! Из Фрайталя?! — с каждым ответом, который он читал в ее глазах, в нем наливался гнев и краснели кончики ушей, что станет для Лены в будущем признаком его сильной ярости. А потом обнял крепко-крепко, зарываясь лицом в ее растрепанные волосы и только глухо произнес короткое: — Что мне теперь с тобой делать?