Но мудрый и осторожный заведующий Ленинградским корпунктом могучей газеты, закаленный многолетним восхождением по крутой служебной лестнице, хорошо тренированный загранкомандировками, моментально выбросил этот абзац из машинописного текста статьи Теплова, заявив, что он убирает лишь некоторые длинноты и повторы. И что статья в ТАКОЙ газете обязана будить в читателях ненависть к любым нарушителям государственного законодательства. Как бы это ни выглядело с точки зрения инакомыслящих и других общественно опасных элементов!..
Последнюю пару фраз он произнес несколько громче обычного. То ли потому, что сам взволновался от переполнявшей его любви к Родине, то ли для того, чтобы предполагаемая запись потом звучала (для кого нужно…) как можно четче и качественнее.
А затем, сукин кот, заговорщицки подмигнул Теплову, достал из шкафика бутылку дорогого коньяку «КВВК» и плитку шоколада «Золотой якорь». Налил в два чайных стакана грамм по полтораста, аккуратненько наломал шоколад на ровные дольки, спел по-французски первую строчку из «Марсельезы»: «Allons enfans de la Patrie…» — и поднял свой стакан.
Чокнулись. Выпили. Зажевали «Золотым якорем».
…Но это произойдет лишь тогда, когда пятимесячное следствие по этому делу будет закончено, а суды провозгласят устрашающие и печальные приговоры. Кирилл Петрович сдаст статью, отредактированную в Москве более опытными коллегами, и напишет заявление об уходе к чертям собачьим из редакции этой невероятно центральной газеты. Как тогда говорилось — «ушел на вольные хлеба»…
Что многие в то время восприняли как поступок клинического идиота.
Так вот, возвращаясь к удивительному Витьке-Кролику…
Наверное, имеет смысл снова обратиться к нашумевшей в то время статье Кирилла Теплова, тогдашнего специального корреспондента самой влиятельной газеты Советского Союза…
«…Вот уж кто полностью не соответствует своей кличке, так это Витька-Кролик — старый матерый волк Лякин! Неоднократно он был осужден за спекуляцию золотом и валютой. Несколько раз сидел в тюрьме. Выходил на свободу и с еще большим размахом продолжал преступную деятельность.
Лякин не брезговал ничем. Золото, платина, бриллианты, золотые монеты царской чеканки, американские доллары, английские фунты, шведские кроны… На него «работали» десятки перекупщиков и фарцовщиков. Опытный и осторожный хищник, он ходил всегда по набережным Невы и ленинградских каналов. Чтобы при опасности ареста иметь гарантированную возможность выбросить в воду то, что в этот момент могло бы послужить для него неопровержимым компроматом. И никогда не носил драгоценности в карманах — только в руках. Однажды Лякину показалось, что за ним следят, и он, не колеблясь, швырнул в Фонтанку пятьсот граммов платины. Тревога оказалась ложной, но Витька-Кролик не жалел о потере. Что значит полкило платины — плевать он хотел на нее! Свобода дороже…
Пять месяцев идет следствие. Пять месяцев молчит Витька-Кролик. Он отказывается давать показания. Он вообще от всего отказывается. Он не подписал ни одной бумаги, ни одного листа протоколов допроса. А их за время следствия накопилось сотни! Даже знаменитый адвокат Яков Семенович Киселев, вознамерившийся было выступить защитником гражданина Лякина В. Е. в предстоящем громком процессе, заявил, что в его многолетней адвокатской практике он впервые встречается с таким подследственным. И отказался от защиты.
Однако вся махровая деятельность «Витьки-Кролика» отражена в показаниях его партнеров по промыслу, в заявлениях свидетелей и чистосердечных признаниях ряда подследственных…»
Кирилл Петрович и сам многое подзабыл. Так давно все это было.
Единственное, что он помнил всегда абсолютно точно, что ни в одних показаниях на Витьку-Кролика, на подследственного Лякина В. E., ни в доносных подписухах, ни в свидетельских заявлениях, ни в «чистосердечных признаниях» о сотрудничестве с Кроликом — нигде не стояла подпись Рафика-мотоциклиста. Ни разу не прозвучал голос Рифката Шаяхметовича Алимханова.
— А вот мне нравится, что Рафик не закладывает Кролика! — как-то после очередного допроса Рафика признался Леха Петраков. — Есть в этом что-то…
— Только один — сволочь, а второй — талантливый, собака! Просто — Кулибин, мать его!.. Я про Рифката, — пояснил Николай Иванович.