— Вопрос — дурацкий. Ответа не требует. Завтра завезу. Но у меня это, кажется, последний экземпляр. А с копировальной техникой, как ты знаешь, у нас все таинственно и строго. Хрен меня к ней подпустят…
— Меня подпустят. И еще. Возможно, и не придется… Но если, кровь из носу, потребуется — я могу в некоторых моментах упомянуть твою фамилию?
— Тебе не стыдно, Степанов? Ты в Москве совсем одичал. Поднимай!
— Зоя! — Костя торжественно приподнял бокал с «Киндзмараули». — Ты превосходно вышла замуж. За тебя, Зоенька. С этим мужиком тебе жутко повезло…
В феврале 1969 года тридцатилетний Рифкат Шаяхметович Алимханов вернулся в Ленинград со справкой об освобождении из мест заключения.
А до этого, сразу после Нового года, в середине января, прямо в колонии было проведено заседание выездной сессии местного областного суда. С присутствием специального представителя Генеральной прокуратуры из Москвы.
Но представитель помалкивал в тряпочку и только наблюдал и наблюдал. А местные областные судейские украдкой все время поглядывали на него — доволен ли он их заседанием? Видимо, все было решено заранее, а его присутствие было лишь «подстраховкой».
«…При повторном анализе состава преступления заключенного Алимханова Р. Ш., состоявшемся по запросу Юридического отдела Верховного Совета РСФСР, приговор Ленинградского областного суда 1963 года Алимханову Р. Ш., осужденному на основании статьи 87 УК РСФСР сроком на 12 лет лишения свободы с содержанием в колонии строгого режима, считать злостно ошибочным и признать предварительные материалы следствия, проведенные следственной бригадой Прокуратуры и ГУВД города Ленинграда и предоставленные судебным инстанциям в 1963 году в виде обвинения подследственного Алимханова Р. Ш. по статье 153, части 1, высококвалифицированными и достойными всяческого профессионального доверия.
Что не освобождает заключенного Алимханова Р. Ш. от ответственности за деяния, предусмотренные статьей 153, части 1, УК РСФСР, предполагающей лишение свободы до пяти лет заключения в ИТУ общего режима.
Срок отбытия наказания на основании вышеназванной статьи 153, часть 1, у заключенного Алимханова Р. Ш. календарно закончен, а посему, на основании вышеизложенного, заключенного Алимханова Рифката Шаяхметовича из-под стражи освободить, выдать ему на руки соответствующие документы, отправить по месту бывшего жительства…»
Кажется, так — железобетонно и убедительно было написано в обязательной «сопроводиловке» к справке об освобождении из мест заключения. Впрочем, за документальную точность той «сопроводиловки» сейчас старик Коган-Алимханов не поручился бы.
Вполне вероятно, что в своих сегодняшних больных воспоминаниях измученный старый Рафик мог и напутать что-нибудь. Особенно в формулировках и названиях учреждений, принимавших участие в его освобождении. Так давно это было. Почти сорок лет тому назад.
Только одно он помнил абсолютно точно — кто за этим всем стоял. Потому что после заседания того суда в колонии московский представитель Генеральной прокуратуры вызвал в специально освобожденный для него кабинет начальника колонии Рафика Алимханова и молча вручил ему незаклеенный конверт. Там были номера московских телефонов Константина Сергеевича Степанова — домашний и служебный. И ленинградский телефон Кирилла Петровича Теплова. И двести рублей — по сто от каждого. И пожелания удачи. Ну, а если что-нибудь не заладится — звони, Рафик! Не стесняйся.
Такое не забывается. До смерти.
С вокзала трамваями и троллейбусом поехал прямо на Васильевский, к тетке Фариде. Не знал, что на Васильевском острове метро в шестьдесят седьмом открыли, совсем рядом с домом Фариды. Где и он когда-то все свое детство у нее прожил.
Вот уж будет сюрприз так сюрприз! Небось сидит там в своей будке, зубами щелкает. Кто сейчас зимой туфли-ботинки чистит? Разве что гуталин собственного изготовления продаст, шнурочки там разные, косочки под пятку подкладывать, если ту фли жмут. Если велики — стельки… Ну, чем там еще она себе на хлеб наторгует?