– Вот именно. И хорошим игрокам лучше играть вместе.
– Я подумаю
Из соседней комнаты, в которой располагалась охрана, донесся шум, спор. Потом дверь отворилась и появился взволнованный монах в сопровождении похожего на медведя здоровенного итальянца – старшего из телохранителей Долкмена.
– Прибыл гонец! В Зале Камня ждут тебя, Мудрый. И тебя, Магистр.
– Прибыл гонец… – Долкмен задумчиво, будто лаская, провел пальцами по фигуре белого ферзя. – Вес сдвинулось с места. Тьма наступает. Пошли, Хаункас, пора и тебе заняться делом.
В Зале Камня Золотой Звезды на гранитном возвышении, вырастающем из стены, стояли четыре похожих на троны, инкрустированные слоновой костью и золотом кресла с низкими спинками. Когда вызывали Торка, их здесь не было. Зато тогда здесь был Цинкург, а сейчас в круге на его месте было пусто.
Не думаю, что Камень унесли. Скорее всего вон тот черный круг, внутри которого змеи обвивали таинственный Камень Звезды, с помощью каких-то механизмов проваливается вниз, скрывая главное сокровище Ордена от непосвященных.
На двух креслах восседали аббат и турок. Рядом с аббатом приткнулся на корточках верный, не отходящий от своего хозяина ни на секунду горбун. Я с удовлетворением подумал, что четвертый стул для меня.
Значит, Хаункас снова в почете.
Я кивнул в знак приветствия, и тут же поднялся по пяти ступеням к своему креслу, заработав яростный взор турка.
Какое-то странное ощущение охватило меня, когда я уселся на сиденье, покрытое мягкой подушкой, покрытой синим новым бархатом. Я будто приподнялся над всем миром, и стоящие неподвижно воины, монахи будто стали ниже ростом, превратились в кукол-марионеток…
Послышались звонкие удары.
Я скосил глаза, Слева от меня в нише шли громадные серебряные часы. Те самые, чей ход при явлении из преисподней старого кровавого бога шли взад и | вперед, сея неопределенность и высасывая из меня силы. Сейчас они шли нормально, и это были обычные часы. Они пробили десять вечера.
К подножию возвышения приблизился монах и упал на колени, смотря в землю. Он произнес:
– Ничтожный слушает Ваши повеления.
– Зовите гонца! – приказал аббат.
Гонец оказался высоким, бородатым, смуглым красавцем с ровными жемчужными зубами. Портили его только толстые губы. Уголки рта этого человека были насмешливо приподняты. За такими мужчинами водится слава искусителей и сердцеедов, И редкая дама может устоять пред их обаянием. Одет он был как дворянин – в богатый походный костюм, несколько поистрепавшийся в пути. Он упал на одно колено и в почтении склонил голову перед Мудрыми.
– Говори, слуга Тьмы.
– Там, откуда я прибыл, дети Тьмы готовы к долгожданному часу. Мы могучи, как никогда, и ждем лишь знака Мудрых, чтобы направить Острие Иглы в сердце Дуги.
– Наше слово будет дано тебе в назначенный миг. Ты получишь его и силу, способную сокрушить все на своем пути, и пламя, пред которым не будет преград. – Карвен неторопливо поднялся с кресла, спустился по ступеням. Я даже залюбовался им – настолько величественен и красив был аббат в этот миг, такая властность была сейчас в его облике, такая целеустремленность проглядывала в каждом его движении. Он положил руку гонцу на плечо, шепча что-то себе под нос.
Появились монахи с факелами, и в зале, освещенном до этого всего лишь свечами, стало почти светло.
– Встань, слуга Тьмы, и да пребудет с тобой благость Его, данная тебе мной, – произнес Карвен, прикоснувшись ко лбу гонца ладонью.
От прикосновения гонец вздрогнул. Потом он встал, гордо выпрямился, и отважился обвести нас прищуренными глазами.
И тут он побледнел, его рот приоткрылся. Он хотел что-то сказать, но лишь закусил губу.
Доводилось ли мне встречаться с этим человеком ранее? Я не мог этого вспомнить. Сколько людей пришлось мне увидеть, а сколько видело меня – ни одна память не удержит этого. Но я готов был поклясться, что бледность и странный вид гонца объяснялись одним: он узнал меня…
Немой горбун зябко ежился в углу, бросая быстрые взгляды по сторонам, и, когда он смотрел на Карвена, в глазах его были преданность и любовь.
Потрескивали поленья в очаге. Хоть на улице и не холодно, но аббату нравились жарко натопленные помещения. Может, он хотел согреть свою холодную, я бы не удивился, если не красную, а какую-нибудь синюю кровь. Перед ним на столе стоял кубок теплого вина. Вряд ли Карвен большой любитель выпивки. Ведь любовь, даже к крепкому напитку, подразумевает какие-то чувства и, конечно, не ледяную, а горячую кровь и веселый нрав Что же касается меня, я всегда был за то, чтобы побаловаться крепким зельем.
– Близится ночь Черной Луны. Готов ли ты к ней, брат Хаункас? – произнес едва слышно аббат.
– А почему нет, Карвен?
– Как и тогда, пред лицом Торка, мне хочется знать лишь одно.
– Что же?
– Кто ты есть на самом деле? – он уперся своими холодными, немигающими глазами мне в глаза.
У меня все оборвалось внутри. Худшее, что я ожидал, кажется, пришло. Гонец? Неужели он? Конечно, он все-таки вспомнил меня. Россия, Франция, Египет? Или Индия – где же нам довелось встретиться с ним? Не помню. А раз так, значит, не знаю, откуда мне ждать удара, как предотвратить его. Если Мудрые узнают, что я не тот, за кого себя выдаю, то… Может, в вине яд? Жезл? Но они же дали понять, что готовы заплатить смертью за смерть. Они не выпустят меня живым. Яд… У вина какой-то странный привкус, и как я сразу не заметил этого. И как я не насторожился – с чего это Карвену поить меня вином? Не из радушия же. Вот и голова начинает кружиться. Нет, пока не начинает, но все равно как-то не по себе…
«Стой! – оборвал я себя. – Ты все придумываешь сам, пытаешься убедить себя в реальности своего страха. Если и был яд, то что же – это всего лишь легкая смерть. Это просто подарок, милосердного аббата Карвена, ибо легкая смерть – редкость в этих стенах…»
– Твои тревоги вряд ли уместны, – усмехнулся я, не отводя взор. – В конце концов, это может наскучить. Постоянное недоверие так же утомительно и неинтересно, а, скорее, просто глупо, как и излишняя доверчивость.
– Доверчивость? Ох, Магистр, смысл этого слова незнаком мне. Лишь когда ты войдешь в Первые Врата, когда Камень примет или не приме! тебя, когда станет известно твое истинное имя, – мои сомнения окончательно рассеются. И это будет мигом моей великой радости или глубокого разочарования.
Уф, кажется, грозовая туча миновала! Может, гонец вовсе и не узнал меня. Мало ли какое выражение бывает на лице человека, стоящего перед Мудрыми. У меня видно расшатаны нервы. А, кроме того, много ли можно прочесть по лицу аббата и будут ли эти выводы верны? Карвен позвал меня просто для того, чтобы своими подозрениями держать в неослабном напряжении и ждать, пока я сорвусь или сделаю не правильный шаг.
– Час Люцифера, – произнес аббат. – Что ты знаешь о нем?
– Далеко не все. Но достаточно, чтобы оценить его величие.
– Это час, когда астральные силы и течения, невидимые связи, неощутимые пересечения судьбоносных нитей наиболее благоприятны для того, чтобы пришел долгожданный миг, и воцарилась Тьма. В наших силах приблизить его наступление. Возможность, как бы велика она ни была, всего лишь возможность, и то, что происходит в высшем мире, надлежит воплотить в ткань дел и явлений здесь, в мире материальном. При этом события, которые приведут к торжеству Люцифера, в глазах непосвященного могут показаться не слишком значительными – умер человек не слишком высокого звания и ранга, не вернулся из странствий корабль, началась небольшая, неважная и ненужная война. Но эти события, подобно камню в горах, запускают такую лавину причин и следствий, которая скажется не только на человеческом обществе, но и на самой природе. И если судьба улыбнется нам, Ось мира будет перевернута. И вся Земля, вся эта жалкая, несущаяся в бесконечной бездне планета будет у наших ног. Ибо он, Великий и Мудрый Властелин Тьмы, снизойдет до того, чтобы прийти в этот недостойный его мир и переустроить его по верным законам своим. Он придет в сиянии вечного пламени, озаренный мудростью, увенчанный сотканной из мертвого света короной несокрушимости. И не будет пред ним преград. Не останется ничего, что сможет помешать ему.
О, что же мне приходится выслушивать! Я знал это и раньше. Знал, что такое час Темного божества, который уже близок. И, главное, знал, что пока еще можно предотвратить его наступление, если удастся исполнить все, что задумано Адептом.
Речь Карвена, а точнее то, каким тоном она была произнесена, неприятно покоробила меня. Я задумался над тем, как же произойдет воцарение Тьмы, какой порядок установится. От видения всеобщего разрушения и изменения основ мне стало зябко… И вместе с тем в этой картине крушения мира было что-то величественное и красивое, что-то притягательное.
– Но сможет ли Орден в Проявленном мире справиться с той задачей, которая стоит перед ним? – спросил я,
– Ты имеешь дерзость усомниться в возможностях Ордена, Хаункас? Ты же видел гонца. Все готово для нанесения удара. В назначенный срок Острие Иглы войдет в сердце Дуги, и тогда…
– Все так, брат Карвен. Но, как один из Мудрых, ты должен понимать, что в такой миг особенно важны единство и взаимная помощь в самом Ордене Тьмы, а не вражда и недоверие. О себе говорить как-то не принято, но какое отношение виду к Магистру Хаункасу, чья польза для дела очевидна? Недоверие. Мне не веришь даже ты, благочестие и преданность которого делам Тьмы известны всем. Ну а Лагут? Его ненависть ко мне вообще за гранью рассудка и уж, конечно, никак не способствует процветанию общего дела… Но хватит о Хаункасе, не весь свет сошелся на нем. Но семя вражды прорастает и между самими Мудрыми. Что-то происходит, брат Карвен. Я чую запах крови. Кто убил чернокнижника из свиты Лагута? Не первое ли это предупреждение? В этих стенах все пронизано страхом. Тем мерзким страхом, который возникает от коварства и недоверия…
– Отрадно, что твои мысли проникнуты тревогой о благе Ордена, Хаункас, но боюсь, ты излишне мнителен и подозрителен. Может быть, и не все у нас гладко, но не преувеличивай.
– Я преувеличиваю? Ну…
Я решил уже было забросить удочку. Взять да и передать весь разговор с итальянцем, показать, на что способны ради власти Мудрые. И у меня имелось доказательство – яд. Взять-то его я нигде не мог, поскольку по прибытии в монастырь меня тщательно осмотрели. Оставили только Жезл, поскольку он по своей природе не мог внушить никаких опасений, обладая магическим свойством отводить чужие глаза от себя и своего хозяина. Если бы аббат поверил мне, он разделался бы с итальянцем, а это было бы совсем не плохо. Ну а если даже не разделается, то в нем все равно будет тлеть озлобление против Долкмена, которое в нужный момент можно будет направить в выгодную для меня сторону. Когда я уже открыл рот, чтобы выложить все, меня что-то остановило. Будто в голове моей прозвучал чей-то голос: «Молчи!»
– Что ты еще хотел сказать, Хаункас?
– Все, что я хотел, сказано. Все, что нужно будет сделать, будет сделано. Поддержи меня, брат, и не пожалеешь ни ты, – я усмехнулся с долей наглого превосходства, – ни Люцифер, который, чувствую, избрал меня своим орудием.
Я отхлебнул из кубка Глупости, не было в вине никакого постороннего привкуса. Прекрасен был этот напиток, крепок и приятно туманил голову. Тепло побежало по моим жилам, на душе стало легко. Сегодня я опять избежал смерти. Гонец вроде не опасен. Да, мне везет. До ночи Черной Луны"еще восемь дней. Хватит ли моего везения на это время? Да и везение ли то, что происходит со мной? Иногда мне казалось, что кто-то охраняет меня. Кто? Уж не загадочная ли третья сила, о которой все уши прожужжал аббат.
– Карвен, – начал я, но аббат приподнял руку, жестом повелевая мне молчать. Он будто весь превратился в слух…
Мне тоже показалось, что откуда-то из-за стены доносится едва слышный шум. Карвен сделал знак пальцами – горбун бесшумно скользнул к стене, в которой была большая ниша, и исчез там. Затем донесся стук, и вслед за этим возвратился немой… Он был напуган, мычал и тыкал пальцем в стену.
– Пошли, Магистр – Аббат взял подсвечник.
За нишей были какие-то закутки, скрытая система ходов. Пламя свечи металось на сквозняке Слабый свет выхватил из темноты какой-то бесформенный мешок на полу. Я присмотрелся. Великий Боже. Это было тело с неестественно вывернутой головой
Горбун дрожал и нервно жестикулировал. Карвен перевернул тело на спину. Лицо убитого искривила гримаса ужаса. Я узнал его. Это был гонец.
– Твоя работа, Робгур?
Горбун испуганно замотал головой. И чего спрашивать? Ясно, что не он. Чтобы свернуть шею такому атлету, Нужно быть могучим воином, а не жалким, тщедушным уродцем
– Кто же убийца?
Горбун пожал плечами, и лицо его стало еще более напуганным.
– Куда он мог деться?
Горбун забарабанил ладонями по стене
– Этот монастырь изъеден туннелями и потайными ходами, – невозмутимо пояснил аббат. – Убийца скрылся в одном из них. Непонятно только, зачем было убивать гонца?
– И что гонец делал здесь? – прищурился я недобро.
– Похоже, подслушивал наш разговор
– Снова кровь, Карвен. Предчувствия не обманули меня. Коварство и недоверие плетут свои сети, в которых мы пытаемся все сильнее
– Интересно, что же все-таки хотел услышать гонец, шпионя за нами? Что хотел он выведать?
Что хотел он выведать? На этот вопрос при желании я мог бы ответить: он следил за мной! Он хотел убедиться, действительно ли я Магистр Хаункас. Лишь бы он не успел поделиться ни с кем своими подозрениями. Кто убил его? Может, в монастыре скрывается мой ангел-хранитель, каждый раз избавляющий меня от нависающей угрозы. Или просто непостижимый некто ведет свою непостижимую игру. Тогда хотел бы я знать, что эта игра сулит мне…
– Откровения Иоанна: «Явится тогда Изменник, которого именуют Антихрист. Вид лица его мрачен, волосы главы его остры, как стрелы, и обликом похож он на лешего. Правое око его как звезда, а другое подобно львиному. Уста его с локоть, зубы в пядь длинною, пальцы как серпы. Три года продлятся те времена. И сотворю три года, как три месяца, три месяца, как три недели, три недели, как три дня…»
Колдун читал эти строки на память, ни разу не запнувшись. Его хриплый голос преображал слова, придавал им новое звучание, и от этого становилось еще более жутко. Самое неприятное, что не так много времени, наверное, осталось до того дня, когда написанное начнет становиться явью.
– А вот что пишет об этом великий пустынник, забытый и презренный церковью, – сказал Орзак. – В отличие от иных слуг Христовых, видевших в конце этого мира воцарение царства Света, ему явились видения триумфа грядущей Тьмы. По нему Тьма воцарится до конца времен и не будет, кроме нее, власти на Земле.
Он прокашлялся и начал декламировать, тоже, конечно, на память,
"И обрушатся небеса. А Истина уйдет навсегда. И то, что было мерзостным и недостойным, станет вдруг в кривом зеркале Тьмы праведным, а праведное станет мерзким и недостойным. И врагом станет человек человеку. И рождаться будут люди лишь затем, чтобы быть преданными адскому пламени. И не останется более света, и править будет Враг человеческий. И не скроется ни одна душа от очей Его, ибо все будет на виду и не будет ни у кого ни от кого тайны. И поэты, и мудрецы будут восславлять его, пьющего кровь. И божественный облик человеческий изменится, и явится миру чудовища, кои множиться и пожирать будут друг друга в ненависти своей и своих детей пожирать тоже будут. И не будет этому конца. И скажут последние праведные, с тоскою от боли за мир Божий: «Пришла Тьма, и не будет во веки веков от нее спасения».
– Ты прекрасный чтец, – искренне оценил я искусство Орзака.
– Равно как и ты, прекрасный слушатель. Не очень-то привлекательная и довольно грустная картина, не правда ли, Хаункас? – колдун криво улыбнулся, обнажив большие острые зубы. – И стоит ли торопить приближение такого порядка – вот вопрос, который всегда волновал Орден. Особенно тех, кто приходил в него. Ведь как ни почетно быть слугой Тьмы, но никому не хочется быть поджаренным в адском пламени. Правда, Хаункас?
– Правда.
– Но на самом деле и откровения Иоанна, и слова забытого пустынника, и множество других предсказаний на эту тему – не более чем сказки. Они скорее плод фантазии, чем знания и истинного прозрения. Что будет представлять из себя наша планета, как будет выглядеть человечество, что здесь будет твориться после. сошествия. Его – неизвестно никому. Может, небо и земля поменяются местами Может, вновь будут уходить в океан континенты. Может, изменится течение времени или все станет с ног на голову. А может быть, не будет никаких наглядных внешних перемен. Ох, если бы знать это!
– Но тайна сокрыта столь глубоко, что проникнуть за ее покров не удавалось никому, – сказал я.
– Да, – взор колдуна стал каким-то туманным. – Ложь, что у этого мира не будет истины, красоты, очарования и даже морали. Они будут, но иные. Истина будет истиной силы, а не никчемного сострадания. Там каждый займет свое место: могучему будет воздано по могуществу его, а слабому-по слабости его. И это правильно. Это будет Земля, где хозяевами станем мы, и никому не придет в голову оспаривать наше первенство. Мощь, которая высвободится с Его пришествием, войдет в каждого из нас.