В час ночи комкора Духанова разбудил ординарец – его вызывали на узел связи. С ошарашенным лицом ординарец сообщил, что вызывает Ставка. Духанов быстро оделся, пусть и немного небрежно, и выскочил вслед за ординарцем. На узле связи был подтянутый и гладко выбритый комкор Чуйков, чем-то именно в этот момент сильно раздражавший Духанова.
– Здравствуйте, Михаил Павлович! – раздался так хорошо знакомый голос.
– Здравствуйте, товарищ… – Сталин имел такую привычку звонить. Звонил самым разным людям, часто его звонок менял жизнь человека и самым кардинальным образом. Но звонок в действующие войска, это было неожиданностью, так что комкор Духанов растерялся[48].
– Иванов! – спасительная подсказка прошла по трубке аппарата связи.
– Здравствуйте, товарищ Иванов! – уже бодро выпалил Духанов.
– Как ваши успехи?
Стараясь быть кратким, доложил.
– А у меня есть данные, что ваши успехи не настолько успешны. Как могло показаться. И ваши решэния не такие успешные, особенно сейчас. Есть мнение, что вам надо вернуться на преподавательскую работу, а то ви, Михаил Павлович совсем забили истины, которые преподавали курсантам. Ставка рекомендовала назначить командиром армии товарища Чуйкова. В должность вступить немедленно. Он тут?
– Так точно, товарищ Иванов.
– Позовите его!
– Здравствуйте, товарищ Иванов!
– Василий Иванович! Немедленно принимайте армию! Своим приказом. Из Ставки постараемся утром приказ доставить. Ворошилов уже подписал. Менять кого-то будете?
– Так точно, товарищ Иванов.
– Харашо. Все изменения под вашу личную ответственность.
На этом разговор закончился.
Чуйков уткнулся взглядом в ошарашенного Духанова.
– За что, Василий Иванович, за что? – почти прошептал комкор.
– Ты это, Михаил Павлович, пойди проспись, а, а то наговоришь чего… жалеть потом будешь.
– А да, просто не пойму… точно… просплюсь ты тут принимай, ну ты в курсе.
– Так точно, я в курсе. – и Чуйков отправился в штаб, принимать дела.
Глава двадцать четвертая
Ветер перемен
Это было банально, но это было. С утра пятнадцатого декабря началась метель, ветер выл, нанося громады снега, комбриг Зеленцов поприветствовал меня матами и обвинениями в том, что я срываю проведение операции. На что ему было замечено, что приказа о создании Особого корпуса нет, и что пока что мы в равном положении. Зеленцов взорвался, особенно от того, что я был абсолютно спокоен. Во мне за ночь выросла уверенность, что раздергивать дивизию – это неправильно. И я это сделать не позволю. Правда, росло понимание и того, что связка Зеленцов-Духанов меня переиграет, но… пример из еще не будущего меня вдохновлял. Я про эпизод с Рокоссовским, которого от расстрела спала бумажка с приказом Конева[49]. Да! Прикрывал себе задницу! Но это был бы крайний случай… самый крайний. Была у меня минута малодушия ночью. Была и не одна. Человек такое существо… говнивое существо, доложу я вам. И сквозь свое говно лезть наружу дело неприятное и неблагодарное. Но надо…
И вот это самое «надо» толкало меня на конфликт, который я бы хотел избежать. Лучше было получить приказ и выполнять его в меру своих возможностей. Когда ор Зеленцова затих, я поинтересовался:
48
В начале 40-го года связь ВЧ уже существовала. Более того, линии ВЧ в самом начале Финской были протянуты силами связистов к штабам армий, воевавших против финнов.
49
Конев дал Рокоссовскому приказ передать свой участок фронта Ершакову, а самому отбыть к Вязьме, комиссия про этот приказ не знала, и Ворошилов обвинял Рокоссовского в оставлении войск. Чем это грозило одному из лучших полководцев ВОВ говорить не стоит.