– Господа, – начал разговор представитель промышленников, высокий худощавый джентльмен с седой шевелюрой, аккуратно уложенной лучшими мастерами куафюра Сити, которого звали, скажем так, Арчибальд, – мы собрались сегодня, чтобы обсудить тот курс, который предлагает сэр Черчилль, и его группа экспертов, которых мы называем «теневым кабинетом».
Черчилль напрягся. Он прикладывал все силы для того, чтобы его «кабинет» перестал быть теневым. В первую очередь, его интересовал пост премьер-министра. Но власть не нужна была представителю древнего славного рода английских аристократов сама по себе. Власть была инструментом, которым он собирался решать сложнейшие задачи, которые встали перед Империей.
– Уинстон, чем вызвана ваша растущая обеспокоенность? – Эдуард, представитель королевской фамилии, точнее, ее поверенный в самых щепетильных делах, к королевской семье не принадлежал, но его голос – это был голос Семьи, поэтому к нему все прислушивались с уважением. В королевской семье были довольно сильны прогерманские настроения. А влияние лорда Чемберлена было ощутим, так что голос подал главный оппонент Черчилля на этой встрече. Представители финансов предпочитали помалкивать. До поры, до времени.
– Господа! Ситуация только внешне выглядит стабильной. Я не советовал бы вам обольщаться. Мои эксперты прогнозируют мощный кризис не позднее конца весны-начала лета этого года. И до конца года мы можем потерять Францию в качестве союзника.
– Наши планы предполагают переброску дополнительный сил во Францию, если там начнется германское наступление. Судя по всему, они выбрали повторение плана Шлиффена, удар через Бельгию и Голландию. Длинный путь к Парижу. Насколько я знаю, эта ситуация не настолько критична, как вы опасаетесь, сэр.
После произнесенной тирады представитель банковского капитала со странным для англичанина именем Джанни, стал выбирать на столике сигару для себя. Потомок итальянских банкиров, бежавших во времена разборок гвельфов и гибеллинов на спокойный Остров, сохранил итальянскую смуглость кожи и живость ума, без которых банкиром быть сложно. Пока он священнодействовал, закуривая выбранную сигару, Первый Лорд Адмиралтейства молчал. Но пауза была выбрана, и Уинстон изрек:
– Я уверен, что нас пытаются дезинформировать. Мы считаем, что повторение плана Шлиффена – для Германии тупик. А польская компания показала, что в их генштабе собрались толковые командующие. Они найдут другой выход.
– Их Польская компания – это ошибка на ошибке. Если б не предательский удар Сталина…
– Эдди, не надо здесь повторять глупые пропагандистские штампы. Сталин вступил в игру, когда Польши уже не существовало, как государства. На его месте любой из нас отрезал от польского пирога кусок пожирнее. Когда немцы брали Чехию, поляки сожрали кусок государства, который им никто не предлагал и не подавились… Или подавились, судя по той энергии, с которой с ними разобрался ефрейтор[69]. Надо заметить, что русские в этой ситуации даже поскромничали. Могли, по старой памяти, и на Варшаву выкатить претензии. – это подал голос тучный, даже более тучный, чем Черчилль, представитель спекулятивного (биржевого) капитала по имени Бернард.
69
Не знаю, была судьба Польши предрешена тем, что поляки слишком явно подсуетились во время аншлюса Чехии, но то, что Гитлер сам не слишком жалующий международные договора, Польшу считал недоговороспособной – несомненно. Во всяком случае, на предложения польского руководства начать совместный поход против СССР Гитлер не реагировал вообще (прим. автора).