— Хальт! Хенде хох!
Повар покорно поднял руки вверх, а ездовой, бросив вожжи, успел шарахнуть в сторону Бычкова очередью, за что тут же поплатился жизнью. С моего разрешения Бычков спустился вниз, разоружил повара и кое-как втолковал ему, чтобы тот продолжал готовить обед. Немец понял и с вымученной от страха улыбкой бесконечно повторял:
— Я, я, я...
Бычков не преминул проверить груз в повозке, набрал, сколько мог, галет, консервов, кое-каких других продуктов и, вежливо сказав «данке шен», вернулся наверх.
Эпизод с кухней развеселил разведчиков.
— Эй, Бычков, а ты не забыл повару меню заказать? — кричал с другой стороны ущелья Шеховцов. — Имей в виду — немецкие блюда жрать не будем!
Бычков в ответ развел руками: дескать не сообразил... И сразу ко мне с просьбой:
— Товарищ командир, разрешите исправить оплошность?
Едва успел Бычков «проинструктировать» повара, послышался гул моторов.
Со своей группой я быстро переместился за поворот дороги, прикинув, откуда отступающие смогут увидеть разбитую колонну. Замаскировались среди камней и стали ждать.
Появились мотоциклисты. Не ехали — крались. Увидев разбитые пушки и повозки, валявшиеся трупы, остановились. Стали советоваться, озираясь, как затравленные волки. Наконец двинулись дальше. Дымящая кухня, повар в белом халате с огромным черпаком в руках, видимо, повергли их в изумление.
— О, майн гот! — восклицает кто-то из мотоциклистов.
Повара окликнули. Спросили о чем-то.
Тот, растерявшись, боясь взглянуть наверх, зная, что его держат на мушке, с дрожью в голосе ответил:
— Господа, обед почти готов...
— Он с ума спятил, — заключил кто-то из немцев. Мотоциклисты стали смелее, загалдели, что-то передали по радио.
Минут через десять появился грузовик, битком набитый солдатами. Подъехал потихоньку ближе к мотоциклистам. Из кабины вышел обер-лейтенант. В этот момент я дал сигнал Шеховцову. Прогремел выстрел, и тут же вспыхнула факелом машина, в ее кузове, в самой гуще гитлеровцев, стали рваться гранаты. Крики и стоны. Ошалевшие от страха немцы стреляли из автоматов куда попало.
Нам очень хотелось взять в плен обер-лейтенанта. Поэтому мы его «берегли». Но он в горячке боя, в грохоте автоматов и гранат не слышал наше предупреждение и требования сдаться. Заметив кухню, почему-то рвался к ней... А повар в это время, вроде как ни в чем не бывало, повернувшись к нам спиной, стоял на подмостке у котла и помешивал в нем какое-то варево. Правда, спина его то и дело вздрагивала, голова все сильнее вжималась в туловище.
Бычков побежал за офицером, крича:
— Стой, гад!
Дважды дал предупреждающие очереди, но тот не обратил на них внимания. Тогда Бычков выстрелил по ногам. Обер-лейтенант с диким стоном упал, но тут же приподнялся на колени и навскидку дал очередь по.повару. Тот слабо взмахнул руками и навалился грудью на котел, уронив в него голову. Вдоль его спины на белом халате медленно расплылись кровавые пятна.
Взбешенный обер, перевернувшись на спину, продолжал стрелять по скалам, пока не кончились патроны.
Наступила звенящая тишина.
Больше гитлеровцы не осмелились сунуться на этот участок дороги. Их отступавшие подразделения, бросая технику и тяжелое вооружение, отошли в горы.
Во второй половине дня, еще засветло, передовой отряд полка достиг занятого нами рубежа
* * *
В последних числах августа 38-я дивизия получила задачу: продолжать решительное наступление и к исходу 4 сентября овладеть городом Георгени. 48-й стрелковый полк, совершив глубокий маневр в горах, в первых числах сентября оказался в тылу противника на подступах к этому городу. Остальные полки увязли в боях с крупными силами врага и продвигались вперед очень медленно. Комдив нервничал, то и дело поторапливал, подгонял свои войска. По его приказу наш полк пытался с ходу прорваться через пятикилометровое ущелье реки Биказ, по которому проходила асфальтированная шоссейная дорога на Георгени.
Ущелье представляло собой каменный мешок, попав в который, выбраться потом без больших потерь было бы невозможно. С правой стороны над дорогой нависали отвесные скалы высотой до сотни метров. Левая сторона была не столь крута, но именно там гнездились огневые точки, простреливавшие каждый метр и речки, и ее берегов, и шоссейной дороги. Выход из ущелья (пехотинцы назвали это место «горловиной смерти») сужался и наглухо перекрывался огнем замаскированных наверху вражеских минометов я пулеметов. Не исключалось, что гитлеровцы, пропустив нас в ущелье, могли устроить завалы на его входе и выходе и таким образом сделать западню. Поэтому лучше всего было сначала уничтожить огневое прикрытие ущелья, заслоны на его входе и выходе, очистить от мин, обезопасить движение войск по шоссейной дороге. Конечно, для этого потребовалось бы определенное время.