Куяма включил мотор. Обогнул маневрирующую впереди «хонду» и выжал газ до отказа. Свернув направо, за угол больницы, он обогнал Миеко: затем остановил машину, выскочил и успел распахнуть правую дверцу как раз перед проходившей мимо девушкой. Миеко замерла от неожиданности.
— Благодарю, — сухо произнесла она, — но, право же, в этом нет никакой необходимости.
— Да полно вам… — Куяма мягко подтолкнул ее к дверце, но, почувствовав, как напряглось под его рукой плечо Миеко, отпустил девушку. — Простите, — сказал он, — у меня и в мыслях не было похищать вас насильно.
— Знаю, но… — Миеко, вздохнув, покачала головой и села в машину.
Куяма с облегчением захлопнул дверцу и, обежав машину, занял свое место за рулем.
— Куда вас отвезти?
Девушка, не поворачивая головы, скосила глаза на Куяму.
— А куда бы вам хотелось?
Куяма включил мотор и, рванув с места, влился в поток машин. Разиней он сроду не был и гасил самые высокие подачи. И сейчас он замешкался с ответом вовсе не потому, что заметил в тоне Миеко явный вызов. Просто он чувствовал себя с ней неуверенно. Девушка ему очень нравилась, а вот она не слишком-то расположена к нему. Уж не задумала ли Миеко оставить его в дураках?
— Домой, — ответил он наконец. И чтобы не оставалось недомолвок, добавил: — Ко мне домой.
Аракава погиб не от удара мечом. Он покончил с собой, приняв большую дозу снотворного. Его обнаружили мертвым в кабинете, который вполне мог бы служить местом действия для персонажей романа Mosjvia; он сидел за массивным письменным столом черного дерева, уткнувшись головой в столешницу, а у локтя его лежал сложенный вчетверо листок — письмо, адресованное полиции. Кадзе не был удивлен таким поворотом дела. Единственное, чему приходилось удивляться, — как это он сам не предвидел подобного. Главарь якудза сдержал свое слово: он обещал выдать правосудию преступника, который чистосердечно признается в своих деяниях, и вот вам, получайте. Кадзе пока еще не притрагивался к письму, но относительно его содержания сомнений быть не могло. За убийствами, замаскированными под харакири, стоял Аракава. В преступлениях он сознается, однако от допроса ушел.
Разумеется, этого и следовало ожидать, думал Кадзе. Хотя вряд ли удалось бы предотвратить такой исход. И все же, может, подоспей они пораньше… а-а, да что теперь казнить себя задним числом!…
Шефу не было нужды отдавать распоряжения. Сопровождавшие его полицейские сами вызвали подмогу, и, пока господин Кадзе стоял, задумчиво уставясь на труп преступника, эксперты принялись за свое привычное дело. Что, если Аракава не по своей воле ушел из жизни?… Кадзе прекрасно понимал, чем это обернется. Вместо того чтобы с чистой совестью закрыть дело, придется продолжить расследование. А отыскать убийцу Аракавы будет нелегко… если, конечно, не заключить очередную сделку с главарем якудза.
Кадзе рассеянно следил за проворными, уверенными действиями дактилоскописта. Да, многое зависит от результатов экспертизы. Если выяснится, что Аракаву убили, снова придется решать, как быть с Дэмурой. Кадзе не хотелось включать старика в следственную группу. Не нравился ему теперешний Дэмура с его разочарованием в жизни, с его способностью целыми днями просиживать у телевизора. Не нравился тон его устного послания, хотя Куяма изо всех сил старался сгладить резкость. Но больше всего ему становилось не по себе, когда он вспоминал прежнего Дэмуру. Что и говорить, неудачной была мысль вытащить Дэмуру из кресла перед телевизором и вновь привлечь к работе. Неужели неясно, что время Дэмуры давно миновало!… Ну а если Аракава убит?
Шеф понимал, отчего старик настаивает на официальном признании. Якудза не вправе убить полицейского, во всяком случае, не посмеют преследовать полицейского в отместку за то, что он преследует их. А пока что Дэмура в глазах бандитов — полицейский в отставке, который подыгрывает противнику… Конечно, если Адзума сдержал слово, то Дэмуре нечего бояться. Дело закрыто, и наследники Ямаоки тоже могут спать спокойно.
Кадзе отошел в сторонку, чтобы подпустить экспертов к письменному столу, и после некоторого колебания направился к вместительному креслу в углу, обтянутому темно-коричневой, местами потрескавшейся кожей. Кресло оказалось против ожидания жестким, и Кадзе, вместо того чтобы утонуть в нем, уселся, как на пьедестале. Досадливо тряхнув головой, он снова уставился на покойника. Аракава был облачен в темный костюм и при галстуке, на лице у него застыла упрямая, обиженная гримаса. Наверное, он неохотно покинул это жесткое кожаное кресло и книжные шкафы черного дерева — всю эту нажитую многолетним трудом роскошь в англосаксонском стиле.
По кабинету сновал фотограф, работая почти бесшумно. Аппарат не щелкал, а издавал чуть слышное жужжание, обошлось и без привычных вспышек, слепящих глаза. Технический отдел обзавелся новой фотоаппаратурой, где применялась особая пленка, не требующая вспышки. По мнению эксперта, снимки получались лучше и детали фиксировались более четко.
Дактилоскопист наконец добрался до оставленного самоубийцей письма. Осторожно развернул бумажный лист и внимательно изучил всю его поверхность. В текст он не вчитывался. На лице Кадзе не отражалось ни тени нетерпения. Подлокотники кресла были слишком высоки, и шеф, опустив руки на колени, недвижно застыл, следя за работой эксперта. И когда ему наконец передали письмо, он никак не выдал своего волнения. Выбравшись из неудобного кресла, он прошел в другую комнату.
Почерк у Аракавы был красивый. Не сказать, что похож на художественную каллиграфию, для этого иероглифы были выписаны чересчур правильно, зато четкий, аккуратный, разборчивый. Таким же был и текст. Каждое слово по существу, но стиль не назовешь сухим или казенным. Форма в точности соответствовала содержанию. Текст писался явно не под диктовку, а принадлежал автору письма. Это несколько успокоило Кадзе. В первых же строках Аракава изложил мотивы самоубийства. Он совершил тяжкие преступления и знает, что полиция напала на его след. К тому же обстоятельства вынуждают его признаться в содеянном. Кадзе улыбнулся такой формулировке. Аракава вплоть до деталей предусмотрел все, чтобы рассеять сомнения полиции. Сообщил, каким лекарством воспользовался и где его взял, указал, сколько таблеток им было принято и в котором часу. Кадзе задумчиво покачал головой. С давних пор он привык остерегаться чересчур ясных объяснений. Вот и сейчас он чувствовал, что, несмотря на предельную четкость изложения, концы с концами здесь не сходятся. Пробежав глазами письмо до конца, он понял, что здесь неладно, и, на миг опустив листок, закрыл глаза. Не может быть, думал он и в то же время знал, что так оно и есть. Его не обманули, главарь якудза поступил корректно, и Аракава не лгал в своем предсмертном послании. С точностью до деталей он описал, как и почему организовал убийства Хишикавы и Кагемото, как и зачем устроил взрыв катера во время водных гонок. К письму был приложен список имен и адреса сообщников, то есть исполнителей. Кадзе не сомневался, что к тому времени, как прибудет полиция, все они будут мертвы. Словом, признание было идеальным, если не считать одного вопиющего пробела. Кто же убил Ямаоку?