– Тем лучше. – Во взгляде Нарцисса появился блеск, который более чем хорошо был знаком Кезону и который – он знал это по личному опыту – ничего доброго не предвещал. – Я подумаю о том, как надолго привязать парня к Боспору.
Когда секретарь ушел, он какое-то время смотрел на противоположную стену комнаты невидящими глазами. Затем встал, убрал в сумку оставленные Нарциссом деньги и, засунув за пояс кинжал, решительно шагнул к двери.
Время близилось к ночи. И к Палатину Кезон добрался, когда она уже полностью вступила в свои права. Звезды горели ярко, как никогда, и он усмотрел в этом недобрый знак. Кезон уже догадывался, что должно произойти, но оставалась еще крохотная надежда, что он ошибается. Настолько крохотная, что он спешил как мог, боясь опоздать. Последние слова Нарцисса, а главное – его взгляд, были красноречивее любых выводов. Кезон поставил себя на его место и ужаснулся тому, что могло прийти в голову этому человеку. А ведь тот никогда не останавливался на полпути. Даже самое кровавое деяние, если оно приносило положительные плоды, не вызывало в нем отторжения, напротив, она разжигало в нем огонь игрока. Он упивался смертью врагов или случайно вставших у него на пути людей с азартом гладиатора, безжалостно кромсающего на арене более слабого противника…
Ни с одним из ночных патрулей, пока он поднимался, Кезон на Палатине не столкнулся, и это обстоятельство его сразу насторожило. «Я мог с ними просто разминуться», – успокаивал он себя и прибавлял шаг.
Улица у ворот дома Луканов была безлюдна, сами ворота – закрыты, что несколько его успокоило: либо он успел прийти раньше, либо ошибался. Кезон подошел к боковой двери, рядом с воротами, и несильно толкнул ее. На первый взгляд, запертой была и она, и все же он почувствовал легкое движение. Он надавил сильнее. Между дверным полотном и косяком появилась щель. Его сердце похолодело, в голову ударила кровь. Кезон навалился плечом, вкладывая в этот порыв всю свою силу, и дверь нехотя поддалась. Но что-то продолжало сдерживать ее с обратной стороны. Когда он распахнул дверь настолько, что стало возможным заглянуть за нее, картина прояснилась, однако облегчения это не принесло. С обратной стороны дверь подпирало недвижимое тело, в котором Кезон с трудом узнал старика, впускавшего его накануне в дом. Лицо бедняги было обезображено до неузнаваемости. «Опоздал!» – пришло осознание беды, и он едва не зарычал, как раненый зверь, наваливаясь на дверь всем весом. В конце концов, протиснувшись внутрь, он замер, прислушиваясь. В небольшом дворике стояла мертвая тишина, а вот из жилой части дома доносись звуки шагов и приглушенные голоса. Пригнувшись и обнажив кинжал, Кезон двинулся на шум.
По атриуму, видимо, в поисках наживы, расхаживали двое. Он без труда распознал наемников Нарцисса, выполнявших его самые грязные поручения. Хозяева – Сервий Туллий и его жена Валерия – лежали на полу в лужах растекающейся под ними крови. Она еще не успела застыть, а значит, он не успел совсем на немного. Лукан-старший сжимал в руке меч, на спине зияла глубокая рана. «Ударили подло, сзади!» – скрипнул зубами Кезон, уже решив, что в живых никого не оставит. Он выпрямился и вышел на свет.
Пламя освещавших помещение ламп встрепенулось, словно от движения невидимых крыльев. И Кезон нутром ощутил пробежавший по атриуму, как легкая зыбь по водной глади, ледяной холодок смерти. Наемники резко повернулись, уставившись на него удивленными глазами.
– Сириец! Хозяин и тебя послал? – оскалившись в мерзкой улыбке, произнес тот, что стоял ближе – Извини, брат, ты опоздал. Так что трофеи наши.
– Да, вижу, что опоздал. – Кезон приближался к нему с каменным лицом, и наемник запоздало понял, что значит это выражение. Острое лезвие вошло в его пах и провернулось там, разрывая мягкую плоть. – Но я все закончу, – выдохнул ему в лицо Кезон, выдергивая кинжал.
Мужчина схватился за низ живота и медленно опустися на колени. Второй оторопело моргал, переводя взгяд с воющего товарища на того, о ком в их среде ходили легенды; наконец, придя в себя, потянулся за неосмотрительно оставленным в стороне мечом. Кезон прыгнул к нему, перехватил запястье и заглянул в глаза.
– Не люблю, когда бьют в спину…
Лезвие кинжала пронзило подбородок, небо и уперлось в кость черепа. Глаза наемника вылезли из орбит, из открытого рта хлынула кровавая пена. Он попытался закричать, но выдавил из себя лишь булькающий хрип. Остатки воздуха со свистом вылетели из легких, а вслед за ними со стороны спальных комнат в атриум ворвался пронзительный женский крик.