— За мной, — прошептал Морган.
Других планов на вечер у меня все равно не было, поэтому я двинул следом. Мы промчались по коридору. Морган остановился перед номером двадцать пять и стал колотить в дверь, а я тем временем посмотрел в оба конца коридора, держа руку на пушке в кармане. Она была как ледяная у меня под пальцами, холодная, твердая. И надежная. Что бы ни произошло, петля виселицы не поцелует меня в шею.
Почти сразу дверь открыли. Морган рванул внутрь, я отстал только на полсекунды, захлопнул дверь и тут же встал рядом с ней, спиной к стене. Полиция славится тем, что открывает пальбу по ни в чем не повинной двери без предупреждения, а если ты окажешься прямо за ней, что ж, не повезло. Посреди номера стоял мускулистый Крест средних лет с усами и стрижкой бобриком и смотрел на нас. У него хватило мозгов отойти с дороги, когда Морган ворвался в номер. Я прижался ухом к двери и прислушался. Не слышно, чтобы сюда кто-то бежал или даже шел, но я прекрасно понимал, что расслабляться рано.
— Они у нас в номере, ниже этажом, — прошептал я Моргану.
Он кивнул, но я с удивлением увидел, что он даже не достал пушку. Крест по-прежнему глядел на нас безо всякого испуга. Его лицо даже до встревоженного не дотягивало.
— Нам надо выбраться отсюда, — сказал я.
— Шофер и секретарь? — спросил Крест.
— Шеф, тебе как, нормально? — спросил меня Морган.
Я пристально оглядел Креста, оказавшегося с нами в одном номере, и кивнул. Вот оно как: выходит, этот Крест будет нам помогать. Я не знал его имени, да и не хотел знать — хватит и того, что Морган придумал запасной план. Шофер и секретарь — стандартный прием. Беда только в том, что отель окружен полицией, а в такой обстановке прием вряд ли сработает.
— Меня зовут Дилан Хойл, — сказал Крест. Протянул руку. Я ее не пожал. Морган было дернулся, но я глянул на него исподлобья, и он уронил руку. Дилан посмотрел сначала на Моргана, потом на меня, пожал плечами. — Я думал… — начал он.
— Ты ошибался, — оборвал его я.
— Ладно. — Дилан снова пожал плечами. — Вы работали у меня последние полтора года. Ваши фальшивые документы у меня в кармане пиджака. — Он достал корочки и раздал нам. — Поживее. У нас меньше пяти минут, потом они начнут прочесывать все номера в отеле. Постарайтесь выглядеть как можно более похожими на фотографии в фальшивых удостоверениях.
— Нас сразу поймают, — сказал Морган.
— Будете делать, как я скажу, — не поймают. — Тут Дилан повернулся ко мне и добавил: — В точности как я скажу. В шкафу одежда. Одевайтесь. Очки и парики в ванной.
Мы с Морганом сдались на милость Кресту. Не то чтобы я горел таким желанием, но выбора не было. Дилан Хойл Крест. Я ему не доверяю, как не доверяю никому из них. И если он хоть дернется не туда, второго шанса я ему не дам.
Глава 2 × Сеффи
Я держала тебя на руках и ждала, когда что-то почувствую. Все равно что. Ждала. И ждала. И ничего ко мне не приходило. Ни наслаждения. Ни боли. Ни радости. Ни тоски. Ни любви. Ни ненависти. Ничего. Я смотрела сверху вниз в твои темно-синие глаза, синие, как вечерний океан, и твои глаза поглощали меня, словно ты ждала, когда же я… узнаю тебя. Я не могу объяснить это иначе. Но я тебя не знала. Я смотрела на тебя — и ты была мне чужой. И я чувствовала себя ужасно виноватой, потому что продолжала относиться к тебе так же, как и тогда, когда ты была внутри меня. Я и сейчас отдала бы все свои завтра с тобой за крупицу вчера с Каллумом. А мне полагается чувствовать совсем другое. И вот из чего я сейчас состою. Из сожалений и чистого, незамутненного чувства вины.
— Ну что ж, попробуйте покормить ее, — улыбнулась сестра Фашода.
У меня не было никакого желания пробовать, но она на меня смотрела. А я не хотела, чтобы она догадалась, чтó я чувствую на самом деле. Молодым матерям полагается что-то чувствовать — что-то, а не ничего.
— Может, у вас тут найдется молочная смесь… — неуверенно проговорила я.
— В нашей больнице это не приветствуется. Мы не даем детям смесь без веских медицинских показаний, и даже тогда нужно назначение врача, — сообщила сестра Фашода и добавила с ноткой презрения: — Смесь — это для богатых, чтобы они могли отдать ребенка няньке, не успеет он и покакать в первый раз.
При этих словах медсестра многозначительно смотрела на меня. Ну все именно так и есть, не считая той части, где говорится про женщин и про богатство. Мне восемнадцать, и я совсем не чувствую себя женщиной. Наоборот. Я испуганная девочка, бегущая босиком на острие ножа.