Выбрать главу

— Вы были с моим сыном? В его последний день? Вы были с ним? — спросила Мэгги.

— Я был с ним каждый день до самого конца. Мы подружились, — ответил Джек.

— Что он говорил? Что он делал? Какой он был? Он говорил что-нибудь обо мне? — Вопросы так и посыпались, а их теснили сотни и сотни следующих.

— Он ни о чем другом не говорил, только о вас. — Джек улыбнулся мне, но, когда он посмотрел на конверт у меня в руке, улыбка его погасла.

Я онемела. В тот момент я не могла бы выговорить ни слова даже под дулом пистолета. Этот человек провел рядом с Каллумом его последние дни. У него было то, о чем я могла только мечтать. Я так старалась повидаться с Каллумом, пока он был в тюрьме, но так и не пробралась дальше тюремных ворот.

— Скажите, почему меня не пустили к Каллуму. Скажите, прошу вас! — взмолилась я.

Джек покачал было головой, но я не пожелала мириться с таким ответом.

— Вы наверняка знаете. Вы были с ним. Вы работали в этом ужасном месте. Почему я не могла его увидеть? — Я едва не плакала.

— Мы получили распоряжение с самого верха, что вас нельзя ни при каких обстоятельствах пускать на свидание к Каллуму, — проговорил наконец Джек.

— Кто отдал это распоряжение? Начальник тюрьмы? — резко спросила Мэгги.

— Выше, — тихо ответил Джек, глядя на меня в упор.

— Это был мой отец, да?

Фраза прозвучала как вопрос, но это был не вопрос. Я знала.

— Пойдемте в гостиную, — сказала Мэгги. — Там можно нормально поговорить.

— Не могу, — помотал головой Джек. — Если обнаружат, что я здесь был, я могу потерять работу. Как я уже говорил, я бы и не пришел, если бы Каллум не взял с меня слово. Я не хотел доставлять это письмо.

— Почему? — удивилась Мэгги.

Джек не ответил.

— Вы его прочитали, да? — спросила Мэгги.

— Да, — ответил Джек, явно не собираясь извиняться. — У меня такая работа, осторожность никогда не повредит. Мне нужно было узнать, во что я ввязываюсь.

— Ясно, — ледяным тоном проронила Мэгги.

— И я жалею, что согласился участвовать. Я бы скорее отрезал себе руку, чем принес такое письмо, но…

— Но вы дали слово, — договорила за него Мэгги. Это стало уже заезженной пластинкой. — О чем говорится в письме?

Джек снова покачал головой. Я так и держала письмо Каллума — нет, я не забыла о нем, но оно подождет. Джек был с моим Каллумом. Сейчас это было гораздо важнее.

— Каллум знал, что я хотела с ним увидеться? — спросила я.

— Да, я ему говорил, — ответил Джек.

— А он… он знал, как я…

Я помотала головой. Я хотела спросить, знал ли Каллум, как сильно я его люблю. Но что Джек на это ответит? Джек не знает меня. А я не знаю его.

— Одно могу сказать: Каллум говорил о вас не переставая. Вы были главным человеком в его жизни. Помните об этом, пожалуйста, — с нажимом произнес Джек.

— Сеффи, — сказала Мэгги, — отдай-ка мне письмо.

Я отдернула руку, прижала письмо Каллума к себе.

— НЕТ! Оно мое. Это последнее, что у меня осталось от Каллума. Я буду хранить его, не выпущу из рук, и никто его у меня не отнимет. Оно мое.

— Мне пора идти. — Джек уже шагнул к двери.

А потом, открыв ее, снова повернулся ко мне:

— Мисс Хэдли… Простите меня.

И он исчез. Я не понимала, за что он извиняется. Неужели он не видит, какую драгоценность мне преподнес? Я держала в руках то, о чем и не мечтала. Письмо от Каллума. Последнее письмо, которое он написал, и оно адресовано мне.

Я вся дрожала, когда открывала конверт. Он был не запечатан, клапан был просто заткнут внутрь. Я вытащила письмо и начала читать, впитывая каждое слово, поглощая каждый слог. Читала я быстро и сначала жадно — но потом все медленнее и медленнее, потому что каждое слово пронзало мне плоть, словно акулий зуб. Когда я дочитала до конца, письмо выпало у меня из рук. Я медленно повернулась к Мэгги, посмотрела на Калли-Роуз, которая ерзала у нее на руках.

Наша дочь.

Моя дочь.

Я протянула руки, чтобы взять Калли у Мэгги. Она отдала ее мне без единого слова. Я сидела на третьей ступеньке и смотрела на дочь. Тем временем Мэгги подобрала письмо Каллума.

— Не читайте… — прошептала я.

Мэгги ничего не ответила — и стала читать письмо вслух. Я этого не хотела, но голос у меня окончательно пропал. И все мысли. И кожа — и вместо нее наросло то, что на мне сейчас, сплошные иголки, булавки и колючки — и все вовнутрь.

Сеффи!

Я пишу это письмо, потому что хочу, чтобы ты знала, как все обстоит на самом деле. Я не хочу, чтобы ты до конца своих дней верила в неправду.