Бокал Чарли поднялся навстречу бокалу Фэйми.
– Тогда за Сета, – сказала она, не сводя глаз с матери. – Вы же нередко проводили вечера за вином?
Фэйми кивнула:
– Бывало.
– Он был для тебя больше чем друг?
Фэйми вздохнула, затем улыбнулась.
– Конечно, больше.
– Мам, мне так жаль.
Фэйми снова улыбнулась.
– Все уже давно закончилось. Но мы отлично проводили время.
– Ты из-за этого так неуютно себя чуствовала на похоронах? – спросила Чарли.
Фэйми откусила кусочек пиццы и сделала глоток вина.
– Я пришла. Надела подходящую одежду. Не жаловалась на патриархат.
Чарли засмеялась.
– Не поспоришь. Ты знала его брата?
Фэйми отрицательно помотала головой:
– Сет мало о нем говорил, только то, что они очень разные. Я иногда спрашивала о нем, но так ничего и не узнала. Так, одного мы помянули, но впереди еще шесть.
Чарли выглядела озадаченной.
– Ты собираешься на все похороны?
– Да, – решительно сказал Фэйми. – Там, в мечети, я поняла, что прощаюсь не просто с другом. Если я во что-то и верю, так это в то, что журналисты должны работать без страха. И если какие-то кровожадные ублюдки хотят нам помешать, то самое меньшее, что я могу сделать, – это встать на сторону таких, как я. Мы должны держаться вместе. Так что, да, я собираюсь на все похороны.
Чарли явно впечатлила ее речь.
– Я так горжусь тобой, мам! Вот только мне надо возвращаться в университет, и я с тобой пойти не смогу…
– Все в порядке. Ты и не должна. Они не были твоими коллегами. – Фэйми съела последний кусок пиццы. – В любом случае, ни с кем из них я не спала, так что будет полегче.
11
В сотне километров на северо-запад от ресторана, где сидела Фэйми, над пишущей машинкой склонился студент. Культовая модель «Бразер Дэ Люкс» 1966 года в бледно-голубом корпусе, с красной и черной лентой и белыми клавишами с черными буквами. Функционально, эффективно, надежно. Буквы O и I выглядели потертыми, а буква S почти исчезла, но остальная клавиатура была почти новой. Руки студента потели, и он вытирал их о шорты.
Чердак был крошечным – никакого воздуха и невероятная жара. Хрупкий пол делал любые движения чрезвычайно опасными: один неверный шаг, и он провалится на четыре метра вниз, в спальню. А вот звукоизоляция была потрясающая.
Конечно, ему не следовало сидеть на чердаке, но это было единственное место в доме, где он мог тайно заниматься своей работой.
Студент затаил дыхание, занес пальцы над клавишами и прислушался. Вода, как всегда, шумела в трубах, и балка, на которой он сидел, слегка поскрипывала, но в остальном в доме было тихо.
Дверь чердака была закрыта. Дверь его спальни внизу была закрыта.
Он начал печатать.
12
Среда, 6 июня
После завершения официальных вскрытий и вторичных независимых экспертиз Фэйми посетила похороны в Брайтоне, Кесвике, Пенарте, Кройдоне и Хаммерсмите. Это были службы по обряду методистов, католиков и англикан, одни похороны нерелигиозные, и с принадлежностью последних она не определилась.
В газетах продолжали появляться возмущенные статьи, время от времени мелькали новостные репортажи. Фэйми старалась не выключать музыку. Бесконечные спекуляции казались ей одной из самых деморализующих черт современных новостей. В отсутствие настоящей и стоящей информации, экраны и эфиры переполнялись головокружительным количеством дураков и лжецов. Фэйми решила избегать их всех. Ее приютом, бункером и убежищем стал плейлист классической музыки на сорок три часа.
Однажды пришли из полиции. Два офицера задали несколько вопросов об отделе расследований, но Фэйми ничем помочь не смогла. Уходя, один из них оставил свою визитку.
Через две недели после нападений похоронили Мэри Лоусон. Этого прощания Фэйми боялась больше всего. Она не была знакома с близкими остальных коллег, но с Мэри все было иначе. Она даже покупала подарки на дни рождения ее детей – Фредди и Эллы. Фэйми решила написать им письма об их матери.
Она надела свою «униформу»: черное платье до колен, черный берет. Заехала за Сэмом с Томми, и они отправились в деревню Эшби-Сент-Леджерс в графстве Нортгемптоншир.
– Население сто семьдесят три человека, – объявил Томми, поглядывая на экран телефона.
– Вот только сегодня людей в деревне будет во много раз больше, – сказал Сэм, глядя на пробку, в которую они только что въехали.
– И все они журналисты, – заметила Фэйми. – Повезло жителям Эшби-Сент-Леджерс.