Начали менять Конституцию. День и ночь трудились. Я чувствовал: идем не туда. Есть система разделения властей. Зачем делать перекос в сторону представительной ветви?
Уже потом депутат Оболенский, геолог из Карелии, заявит, что мы к основному закону страны относимся как к уличной девке. Но «процесс пошел». Очень быстро, жестко гнали. По четвергам было заседание Политбюро и, случалось, документы приносили в среду вечером, так что не оставалось времени их просто посмотреть, не то что изучить. Анатолий Лукьянов, секретарь ЦК, юридически очень грамотно все оформлял.
Неожиданно в марте 1989 года появился совершенно новый институт-съезд народных депутатов СССР. 2 250 человек. Из них 1 500 избирались прямыми выборами, а 750 назначались — от партии, от комсомола, от профсоюза, от общества филателистов и т. д. Непонятная система. Спешили, потому что в апреле-мае заканчивались полномочия членов Верховного совета СССР, избранного еще при Андропове.
После первых дней работы съезда я окончательно прозрел, хотя и до этого выражал свое мнение. Горбачев говорил: вот, Рыжков все время не согласен, потому что боится власть потерять. Итак, 2 250 депутатов в зале рассматривают какой-то закон. На проходах возле микрофонов выстраиваются очереди по 10–15 человек. Один: предлагаю в такой-то фразе поставить запятую. Другой: предлагаю вот это слово убрать. Третий: предлагаю записать иначе. Как митинг. Да именно с улиц и пришли многие его делегаты.
Вместо помощи государству съезд, наоборот, его разрушал. Там себя активно заявил целый ряд личностей, внесших в этот процесс большой «вклад». Например, академик Сахаров. Прекрасный атомщик, но наивный политик. Помню его фото на митинге в Лужниках: пожилой человек идет на груди с доской, как вешали немцы партизанам перед казнью. На ней надпись «Вся власть съезду народных депутатов!». Конечно, использовали его моральный капитал. Помню выступление поэта Евтушенко, который обливал грязью всё и вся. Как с цепи сорвались прибалты. Фальсифицированно подавались события в Грузии. Никто же не рубил лопатками митингующих в Тбилиси, людей задавила толпа, а обвиняли в этом армию. Многие представители элиты тогда уже думали только о себе, а не о стране. Было немало и здравомыслящих депутатов, но они молчали.
Сначала вроде бы начали обсуждать экономику. Я сделал доклад, потом не один день отвечал на вопросы — ну, а затем о ней забыли. Прямая трансляция заседаний, думаю, — это яковлевские штучки. После прежней дозированной подачи политической информации она поставила всю страну на дыбы. Это было шоу — кто визжит, кто свистит, кто кричит. Самых шумных и горластых избрали в Верховный Совет.
На Политбюро я спросил, чья же это идея? Яковлев говорит: не моя, Лукьянов тоже отказался — в общем, никто не признался.
В 1993 году появились Государственная дума и Совет Федерации. В первой Госдуме хватало еще чудаков, комиков, которые и на голове ходили, и дрались. Меня избрали во вторую Госдуму, с которой по сути и начали вырабатываться основы нормального парламентаризма. После разгона КПСС я дал себе зарок ни в какие партии не вступать, хотя предложения неоднократно поступали. У меня есть собственное мнение, есть гражданская позиция. Я — за равновесие ветвей власти. Между исполнительной и представительной властью заложены противоречия, и поэтому они не должны ходить в обнимку. Этот баланс совершенствуется вместе с развитием системы парламентаризма. Таких искусственных монстров, как тот съезд, ни в коем случае нельзя больше допускать. Мы в 1989 году заболтали всю страну, потеряли управляемость и пришли в полный раздрай, когда у нас восемь месяцев, с конца 1989-го до начала 1990-го, была парламентская республика. Именно поэтому Горбачев и ухватился за идею избрания президента. Но это уже оказалось поздно. Поэтому раздающиеся сегодня голоса перейти к парламентской республике меня страшат.
Какие выводы? Госсистема управления — живой организм, который должен постоянно совершенствоваться. Его надо корректировать, но не разрушать. Нужны противовесы, например, гражданское общество. К вопросу изменений в Конституцию следует относиться очень осторожно. Спикер Госдумы предлагает увеличить участие Государственной Думы в формировании правительства. Может быть, он и прав. Мы на Верховном Совете абсолютно каждого министра — а их 50 с лишним — обсуждали. С ума сходили, там такое творилось! Считаю, что это повторять не стоит. Но почему бы не пропустить через парламент утверждение ключевых министров? Иностранных дел, главы ФСБ, МВД, финансов? Тогда, может быть, и Абызов не появился бы в Кабмине. В США внесено всего 25 поправок за 200 с лишним лет конституции. Да и мы сделали поправку о 6 годах президентского срока.