Странно устроен человек!.. Я все еще нуждался в собраниях, нуждался в людском обществе, мудрых и глупых словах, которые произносятся на этих встречах. Мне необходимо было поделиться впечатлениями от прошедшего дня, чтобы таким образом от них освободиться и лучше их осмыслить.
Еще ничего не предприняв, а только переступая порог собора, я оказывался в безопасности. Я подсознательно понимал, что раз уж я здесь, то в положенный срок все необходимое будет сделано. И потому сразу чувствовал себя лучше.
У стойки я налил себе стакан кофе. Он был едва ли лучше того растворимого, без кофеина, что я пил у Виллы. Но, допив порцию, я добавил еще.
Выступала женщина из нашей группы. Она отмечала вторую годовщину трезвой жизни. Большинство из находившихся в комнате уже знали ее историю, и поэтому теперь она остановилась на том, как прошли эти два года. Она волновалась, казалась искренней, и, когда закончила, ее наградили отнюдь не формальными аплодисментами.
После перерыва руку поднял я. Рассказал о том, как обнаружил тело Эдди, а затем коротал время с пьющим человеком. В подробности не вдавался, но поделился тем, что чувствовал.
После встречи ко мне подошли несколько человек. Одни не очень хорошо помнили Эдди и хотели уточнить, были с ним знакомы или нет. На собраниях в Соборе Святого Павла он появлялся нерегулярно, выступал редко, и поэтому далеко не все представляли, о ком я говорил.
Некоторые справлялись о причине его смерти. Я не знал, что им ответить. Расскажи я, что его нашли повесившимся, они бы решили, что Эдди покончил с собой. Если бы я пустился в подробности, мне пришлось бы сообщить больше, чем собирался. Я говорил расплывчато, заметив, что причину смерти еще предстоит установить, и, возможно, он умер в результате несчастного случая. Это было правдой, хотя только отчасти.
Один из членов группы, по имени Фрэнк, трезвенник с долгим стажем, задал только один вопрос: умер ли Эдди трезвым?
— Думаю, да, — ответил я. — В его комнате я не заметил бутылок, не было ничего, что говорило бы о его срыве.
— За это возблагодарим Господа!.. — поднял глаза к потолку Фрэнк.
Я промолчал. За что же возносить благодарность Всевышнему? Трезвый ли, пьяный — Эдди ведь был мертв.
У выхода меня поджидал Джимми Фабер. Он предложил где-нибудь вместе выпить кофе. Я ответил, что мне сегодня еще предстоит встреча.
— С женщиной? С той, у которой ты оставался? Которая пьет?
— Разве я упоминал женщину?
— Нет. «Эта особа пила, что было естественным при тех обстоятельствах... Нет оснований думать, что у нее были осложнения на этой почве». «Эта особа, у нее» — такие обороты используют обычно в тех случаях, когда не хотят произносить слово «женщина».
Я рассмеялся:
— Тебе бы сыщиком работать!
— Ну уж нет. Тогда во мне погиб бы печатник. Я люблю свою работу. Она дает мне возможность ощущать грамматическую структуру языка. Знаешь, в общем-то, неважно, как много она пьет и есть ли у нее проблемы по этой части. Важно лишь то, как это влияет на тебя.
— Пожалуй.
— У тебя когда-нибудь была связь с пьющей женщиной?
— После того, как я бросил пить, — нет.
— Так я и думал.
— Кроме Джейн, у меня не было серьезных отношений ни с кем. Редкие свидания с женщинами из нашего движения не в счет.
— И как ты себя с ней чувствовал?
— Мне было с ней хорошо.
— И тебя не смутило, что совсем рядом было спиртное?
Торопиться с ответом я не стал.
— Не знаю, все как-то переплелось — влияние женщины и влияние спиртного. У меня пошаливали нервы, я был перевозбужден, раздражителен. Вполне вероятно, многое я почувствовал лишь в силу того, что в доме была выпивка.
— И хотелось выпить?
— Да. Но я не думал поддаваться слабости.
— Тебе она нравится?
— Пока да.
— Сейчас ты отправишься к ней?
— Мы собирались вместе поужинать.
— Не в «Пламени»?
— В каком-нибудь более приятном месте.
— Ну, что же. У тебя есть мой номер.
— Да, маменька. Ваш телефон у меня записан.
Он засмеялся:
— Мэтт, знаешь, что сказал бы старик Фрэнк? «Парень, под каждой юбкой есть трусики».
— Держу пари, именно так он и думает. Однако ручаюсь, в последнее время он редко лазит под юбки. Догадываешься, о чем он спросил? Он интересовался, умер ли Эдди трезвым. А потом, когда я это подтвердил, заметил: «Ну, возблагодарим Господа!»
— Ты серьезно?
— Думаю, он тоже умер, только в другом смысле.
— Верно. Но в данном случае я согласен с Фрэнком. Если уж Эдди предстояло уйти из жизни, то хорошо, что он умер трезвым.
Я забежал в гостиницу, быстро принял душ и, побрившись, повязал галстуки надел блейзер. Было без двадцати одиннадцать, когда я позвонил в дверь Виллы.
Она тоже приоделась. Ей очень шла светло-голубая шелковая блузка, которую оттеняли белые «ливайсы». Волосы она заплела в косу, короной уложив надо лбом. Выглядела Вилла свежей и элегантной, о чем я поторопился ей сказать.
— Ты и сам очень симпатичный, — ответила она. — Рада, что ты пришел. А то у меня уже разыгрались нервы.
— Я очень опоздал? Извини.
— Ты задержался не больше, чем на десять минут. А припадок паранойи начался у меня минут сорок пять назад. Время тут ни при чем. Просто мне вдруг пришло в голову, что больше я тебя никогда не увижу: слишком уж ты для меня хорош! Рада, что ошиблась.