— Думаю, ему именно этого и хотелось, — сказал Микки Баллу. — Зарезать ее собственным ножом, швырнуть в свинарник, а потом стоять, положив руки на ограду, и наблюдать, как ее терзают свиньи. Он не имел права так поступать! Она бы вернулась в родные места, и больше никто о ней не услышал бы. В конце концов он мог ее припугнуть, но убивать не имел никакого права. Поэтому я не могу не думать, что убил он ее исключительно ради собственного удовольствия.
— Не он первый.
— Да, — горячо подхватил Микки. — Иногда при этом действительно испытываешь наслаждение. Тебе приходилось?
— Нет.
— А мне — да, — сказал он, повернув к себе бутылку так, чтобы можно было видеть этикетку. Не поднимая глаз, продолжил: — Все-таки нельзя убивать без веской причины. Недопустимо и выдумывать какие-то объяснения, чтобы оправдать пролитие крови. Не следует врать тому, кому ты должен рассказать правду. А он убил ее на моей растреклятой ферме, скормил тело моим растреклятым кабанчикам, а потом солгал, заверив меня, что она печет пышки на кухне у маменьки в Манси.
— Это ты забрал его из бара вчера ночью?
— Да, это сделал я.
— И отвез в графство Ольстер? Кажется, так оно называется? На ферму?
— Оставался там всю ночь?
— Да. Дорога неблизкая. Надо было спешить, чтобы не пропустить утреннее богослужение.
— Обедню мясников?
— Обедню мясников, — подтвердил он.
— Наверное, поездка была нелегкой? — заметил я. — Гнать машину туда и обратно утомительно. К тому же ты, конечно, пил?
— Действительно. Верно и то, что дорога утомительна. Но, знаешь, шоссе в это время суток совершенно свободно.
— Тоже справедливо.
— Туда я ехал не один, — сказал он. — У меня был спутник.
— А по дороге назад?
— Я включил радио.
— И помогло?
— Да, — ответил он. — В «кадиллаках» устанавливают замечательные радиоприемники: колонки сзади и впереди, звук чист, словно добротное виски. Знаешь, в тот свинарник ее тело попало не первым.
— Но и не последним?..
Сжав губы, он кивнул. Глаза его не изменили выражения. Они напоминали мне зеленый кремень. Если, конечно, такой камень существует в природе.
— Нет, не последним, — признался он.
Глава 16
Выйдя из бара на мясном рынке, мы прошли по Тринадцатой до Гринвич-стрит, а потом по Четырнадцатой — до того места, где Баллу оставил машину. Он предложил подбросить меня до центра, но я отказался. Мне будет проще добраться туда на метро, чем ему справиться с пробками Нижнего Манхэттена. Мы недолго постояли. Потом он хлопнул меня по плечу и уселся за руль. Я двинулся в сторону Восьмой авеню, к станции метро.
Добравшись до Нижнего Манхэттена, я первым делом поискал телефон-автомат. Мне не хотелось звонить с улицы. В холле административного здания я наконец нашел то, что нужно. У кабины телефона-автомата в отличие от уличных даже была дверь, за которой я мог укрыться.
Сначала я позвонил Вилле. После того как мы обменялись приветствиями, я, оборвав ее буквально на полуслове, сказал:
— Паула Хольдтке мертва.
— Какой ужас! Но ты же предполагал это давно.
— К сожалению, моя догадка подтвердилась.
— Тебе известно, как это произошло?
— Знаю даже больше, чем хотелось бы. Не буду распространяться об этом по телефону. В любом случае теперь мне надо связаться с ее отцом.
— Не завидую тебе.
— Да, — сказал я. — У меня есть еще кое-какие дела, но потом я хотел бы встретиться с тобой. Пока не знаю, долго ли буду занят. Ты не против, если я зайду к тебе между пятью и шестью часами?
— Буду дома.
Повесив трубку, я присел на минуту. Стало душно, и я приоткрыл дверь. Чуть погодя, снова ее захлопнул. В кабинке вспыхнул свет. Я снял трубку, набрал 0 и 317, а затем номер в Манси. Когда раздался голос телефонистки, я назвал свою и его фамилии и подчеркнул, что хочу позвонить за счет господина Хольдтке.
Он поднял трубку, и я сказал:
— Говорит Скаддер. Я потратил безрезультатно массу времени, но неожиданно ситуация стала проясняться. Мне известно пока не все, но я подумал, что пора связаться с вами. Хорошего мало.
— Ясно.
— Должен сказать, господин Хольдтке, все оказалось хуже, чем я думал.
— Этого и я боялся, — вздохнул он. — Именно этого мы с женой и опасались.
— Возможно, уже сегодня вечером или, что более вероятно, завтра я буду знать больше. Тогда снова позвоню вам. Я понимаю, что вы и госпожа Хольдтке не отходите от телефона, надеясь на хорошие известия, поэтому хочу предупредить вас: их не будет.
— Ценю ваше внимание, — сказал он. — На работе я задержусь до шести, а потом буду ждать звонка дома.
— Я свяжусь с вами.
Следующие несколько часов я ходил по учреждениям. Нужные сведения, как правило, были у тех людей, к которым я обращался, но, чтобы их получить, требовалось кое-кого подмазать. Таков Нью-Йорк. Почти все чиновники городской администрации рассматривают свое жалование как компенсацию того, что они вообще являются на работу. Если же им действительно приходится что-то делать, то они обычно рассчитывают на дополнительное вознаграждение за свои усилия. Контролеры ждут взятку, чтобы подтвердить безопасность лифтов. Чиновники взимают плату за то, что выдают разрешения на строительство или смотрят сквозь пальцы на реальное или воображаемое нарушение порядка в ресторане, то есть за работу, для выполнения которой собственно, их наняли. Это, должно быть, изумляет приезжих из других городов, хотя те, кто бывал в арабских странах, вероятно, находят такое положение дел нормальным.