— Попробовать выйти на него с лампой? — спрашиваю я.
— Ничего не выйдет, туан, это не олень, а сетан — черт, прикинувшийся оленем, чтобы обмануть тебя, как давеча утром.
Он намекает на утреннее происшествие. То, что случилось, останется у меня как одно из самых тяжких охотничьих воспоминаний в моей жизни.
С утра мы вышли на поиски буйволов. Но Саид показал мне большого оленя, четко вырисовывающегося на вершине холма метрах в трехстах от нас. Хоть я и противник стрельбы с большого расстояния, ибо она не позволяет сделать хорошего выстрела, я все же поддался соблазну и, положив карабин на выступ скалы, тщательно прицелился в голову животного, чтобы либо убить его, либо честно промазать, а не напрасно ранить.
— Что за блажь — бить с такой дистанции! — возмутился Петер.
Я вполне разделял его мнение и решил попытать счастье этим отчаянным выстрелом. Все, кроме старого Солтана, преисполненного слепой веры в меня, тоже были настроены скептически и смотрели на мои приготовления с откровенным удивлением. Тем не менее, чтобы не выглядеть окончательно смешным, я решил стрелять.
Бах! Первая пуля выбила струйку пыли метрах в трех впереди оленя на уровне его ног. Не в силах понять, что происходит, он повернул голову в противоположную сторону, явно обманутый эхом. Вторая пуля легла точно в то же место, и снова олень не шелохнулся.
Тут я замечаю, что карабин был поставлен на обычную стометровую дистанцию, и пуля поэтому брала так низко. Я переставляю прицел на триста метров и решаю попытаться в третий раз.
— Хватит, прекрати транжирить патроны! — восклицает Петер.
Но уже поздно. Грянул выстрел, и, к всеобщему удивлению, олень делает гигантский скачок и падает, как сорвавшаяся с нитки марионетка.
— Хи, туан! — восторженно кричит Саид и кидается впереди всех.
Подойдя к недвижному оленю, замечаем, что пуля попала в голову точно над глазом.
— Только не говори, что ты это сделал нарочно! — шутит Петер.
— Нет, конечно, я целил в плечо, но направление было правильное, — отвечаю я, оправдываясь за этот выстрел, разумеется, результат чистой случайности.
Пока Махаму поднимал оленю голову и показывал царственные рога, Саид аккуратно прирезал его своим парангом. Из горла брызнула струя крови, оросив грудь и вытоптанную траву.
— Смотри, туан, здесь еще есть! — вдруг закричал Солтан, тряся меня за плечо.
Вдали были видны еще два оленя, мирно пасшиеся на краю долины у бамбуковых зарослей.
— Стреляй отсюда, — подсказал Махаму.
— Ну нет уж, второй раз так не получится, — говорю я ему, собираясь подойти к ним поближе.
Но крик Саида остановил меня:
— Мертвый удирает!
И правда, Олень, которого я уложил пулей в голову и которому Саид вдобавок только что перерезал горло, поднялся и пошел, истекая кровью, прочь, не обращая на нас никакого внимания. Какое-то мгновенье мы стояли, пригвожденные к месту изумлением и ужасом, а убитый тем временем прошел несколько метров прерывистым нечетким шагом, каким ходят пьяные, усилием воли сохраняя равновесие.
Мы продолжали стоять так, затаив дыхание и ожидая, что он вот-вот рухнет, хотя он с каждой минутой набирался сил и шаг его становился все увереннее. Первым опомнился от всеобщего оцепенения Саид; он прыгнул вслед оленю с огромным камнем в руке и, с трудом взмахнув им, обрушил на животное такой удар, что оно рухнуло, хрустя переломанными ребрами. Подняв еще раз камень, Саид опять бросил его на оленя, чтобы окончательно прикончить его. Представьте себе наш ужас, когда он вновь попытался встать. И пять или шесть раз кряду в окружении онемевших от ужаса зрителей ослепленный яростью и измученный тяжелым усилием человек пытался добить истекающего кровью зверя, но тот каждый раз поднимался вновь, влекомый неведомым рефлексом, заставляющим змей часами ползти даже с отрубленной головой.
Сцена выглядела настолько ужасающе, что я тоже кинулся к оленю:
— Расступитесь, я прикончу его!
Все отошли, кроме Саида; оглушенный яростью, ослепленный потоками пота, он продолжал поднимать и опускать кусок песчаника на зверя, который тут же поднимался, как на пружинах, и проходил шатаясь несколько метров.
— Саид, отойди, я стреляю!
Я проорал ему это в ухо так громко, что у меня чуть не полопались вены на шее. Саид наконец отодвинулся, но в тот момент, когда я надавливал на спусковой крючок, олень фантастическим прыжком нырнул в бамбуковые заросли, к которым мы тем временем подошли вплотную.
— Окружите рощицу, он не сможет далеко уйти!
Пока люди оцепляли бамбуковую рощицу шагов пятидесяти в ширину посреди голой саванны с прекрасной видимостью, Саид, Петер и я бросились вслед животному, уверенные, что найдем его мертвым через несколько шагов. Но мы впустую проискали его битый час. Олень исчез как по волшебству, никаких следов, даже капли крови на земле или на растительности, хотя он буквально был залит ею.
Никто из островитян не видел, как он выходил из зарослей, да и мы сами должны были бы заметить это. Вновь углубляемся в заросли — Солтан, Расси и Тайе пришли к нам на подмогу, — шаг за шагом обшариваем их, заглядываем без успеха во все выбоины и пинаем ногой пучки травы.
— Не стоит дальше искать, туан, — говорит наконец Солтан, — ты стрелял не в оленя, а в черта, который прикинулся оленем, чтобы сыграть с нами шутку.
— Черт? Что за бредни! Если как следует поискать, то непременно найдем его и вы все убедитесь, что это действительно олень!
Они нехотя продолжали поиски, но я чувствовал, что они здорово напуганы и мечтали лишь, как бы поскорее убраться отсюда. Однако я упрямо искал, не желая бросать зверя в агонии, в ярости бросался в заросли, запутывался в колючках ползучих пальм и обливался потом, громко перебирая весь репертуар известных мне ругательств, кажется довольно богатый. Но в конце концов мне тоже пришлось примириться с действительностью: олень просто-напросто испарился, я мог бы искать его еще год с тем же успехом. Люди давно прекратили поиски, и, выбравшись из зарослей, я увидел, что они преспокойно сидят под пальмой. Конечно же, я пришел в неистовство:
— И вам не стыдно? Как кушать, так вы тут как тут, а как поискать у себя под носом убитого оленя, так никого нет!
Но я напрасно надрывался: в ответ на мои вопли повисла враждебная тишина. В самом деле, я был упрямым ослом, утверждая вопреки всякой истине, что нам привиделся не черт. Я понял их мысль, и это мгновенно отрезвило меня, как холодный душ:
— Пожалуй, стоит поесть, разожги-ка костер, Махаму!
Тотчас же поднялась веселая возня, как в школе на переменке. Они быстро собрали сухие пальмовые листья, разрезали мясо убитого поутру оленя, приготовили шампуры и расселись кружком в крохотной тени, отбрасываемой под полуденным солнцем вершиной лонтары. Это маленькое пятнышко прохлады все время передвигалось, как стрелка солнечных часов, заставляя нас следовать за собой.
Атмосфера была самая непринужденная, мы болтали, счастливые, несмотря на нехватку воды. Вытянувшись на спине и разглядывая серебряные на фоне небесной голубизны пальмовые листья, я слушал старого Солтана, который стал еще говорливее обычного, будто желая стереть само воспоминание о встрече с оленем-чертом. И я начинал спрашивать себя, не бред ли все это. Если бы спутники, и в особенности Петер, не были сами свидетелями, я бы в конце концов решил, что брежу, настолько невероятной была история.
Пускай пуля не задела мозг, а лишь оглушила его. Но Саид при нас же прирезал оленя, и кровь лилась из горла ручьем. Предположим даже, что у животного и после этого оставались силы подняться и сделать несколько шагов, что уже само по себе чудо. Но чем объяснить, что он выжил после ударов Саида, каждым из которых можно было убить человека? И потом это внезапное исчезновение без малейшего следа крови. Право слово, Солтан был прав, меня угораздило взять на мушку самого черта.
16