В некотором смысле это для нас же лучше. Разумеется, жаль, что жителям не достанется столько мяса, но, с другой стороны, три буйвола, гниющие на солнце, представляют вожделенную приманку, на которую непременно сбегутся все окрестные драконы.
Но и здесь нас ждет разочарование. Хотя три буйвола распространяли по меньшей мере на километр вокруг запах падали, единственным посетителем — и то спустя несколько дней — оказывается маленький варанчик обыкновенной породы.
За три недели, что мы живем в Сокнаре, мы практически не увидели ни одного дракона, если не считать огромной ящерицы, которую мы мельком заметили, гоняясь за буйволами. Мораль ясна. Что дальше делать? Вечером мы долго обсуждали это, склонившись над картой при свете ацетиленовой лампы.
Отсюда до Комодо двое суток пути на лодке. Нам понадобятся по крайней мере две лодки, даже при «минимуме» снаряжения.
Таким образом, дорога нанесет большой удар по нашему бюджету, особенно если учесть, что мы должны будем, как водится, оплатить гребцам обратную дорогу.
А почему не Ринджа? Если выйти на рассвете, днем мы уже будем на месте, а Манах, наш проводник, заверяет, что драконов там не меньше, чем на Комодо, и таких же больших. Я разглядываю карту острова. Сразу же привлекает взор одно название: Лохо Буайя — Крокодилова бухта.
Здесь кроется, думаю, доброе предзнаменование. Ведь дракон по-индонезийски, кажется, буайя дарат (земляной крокодил).
Спутники мои того же мнения. Манах тоже согласен, что это вполне приемлемое место для лагеря: километрах в полутора от бухты есть источник, а проблема пресной воды — едва ли не главная на здешних островах, особенно сейчас, летом, отличающимся затяжной засухой — с февраля по октябрь. Кстати, дожди здесь тоже необычайной силы и льют не переставая остальные четыре месяца в году.
Приняв решение, мы обращаемся к старосте, и тот, хотя и огорчен нашим отъездом, видя, как уплывает последний шанс получить пару лишних уколов, выделяет нам две лодки с балансиром и парусом из рафии, а с ними — экипажи.
В день отъезда, назначенного на семь утра, мы приходим на берег в назначенный час, но гребцы, следившие, сидя на корточках, за нашими сборами, начинают лишь к этому моменту прощаться со своими близкими, собирать вещи и наконец садятся завтракать. В итоге мы выезжаем лишь в полдень, и, вместо того чтобы добраться до Лохо Буайя к концу дня, попадаем туда глубокой ночью!
Чернильная тьма этой безлунной ночи как бы нарочно осложняет разгрузку. После ухода лодок мы проглатываем, больше по необходимости, чем из-за голода, несколько холодных шариков риса, оставшихся от завтрака, и, стараясь укрыться от насекомых-кровососов, наспех раскладываем походные койки с москитными сетками в ожидании утра, чтобы при свете выбрать место для лагеря. Но едва мы забираемся в спальные мешки, начинается дождь, хотя сейчас разгар сухого сезона!
Это, конечно, никак не улучшает впечатления от Крокодиловой бухты. С трудом извлекаем часть снаряжения, рассованного по ящикам, и принимаемся ставить палатки. Но колышки не держатся в зыбком песке; когда же нам удается с грехом пополам воткнуть их, ставить палатки уже нет необходимости: дождь прекращается, а спальные мешки так и так вымокли! После заключительной порции пререканий, имевших целью определить степень виновности каждого в создавшемся положении, мы все же решаем немного вздремнуть.
4
Утром все видится в ином свете. Поднялось солнце, и кусачие насекомые скрылись в тени ветвей, а морские змеи уползли в открытое море.
При свете дня место, где мы выгрузились, выглядит гораздо веселее, чем в момент прибытия. Ближе к середине бухту окаймляет подковообразный холм, отделенный от побережья негустым поясом высокой травы.
Перевалить с нашим грузом через холм — об этом не может быть и речи, так что окончательно решаем разбить лагерь у его подножия. Для этого придется расчистить от кустарника площадку для двух палаток; едва приступаем к делу, как из травы молнией выскакивает великолепная зеленая змея и свертывается в оборонительную позу. Она принадлежит к ядовитому виду, близкому к американским гремучим змеям с дурной славой. Я с превеликой осторожностью ловлю ее рогатиной и сажаю в полиэтиленовый мешок, за неимением пока более комфортабельной клетки.
— Может, попытаешься подстрелить кого-нибудь на завтрак, — подсказывает мне Ги.
Я с радостью соглашаюсь на эту маленькую разведку острова, беру охотничье ружье, горсть патронов и карабкаюсь на холм. С вершины открывается панорама, от которой захватывает дух.
Справа внизу вьется узкая долина, на дне ее — галерейный лес[11] с большими деревьями, поднимающимися среди густого низкого кустарника. Слева у подножия холма расстилается саванна, несколько напоминающая кенийскую своей высокой жухлой травой и редкими купами колючих деревьев, дальше тянется цепь холмов, усеянных большими обломками скал и стройными пальмами лонтарами, верхушку которых венчает букет широких листьев. А дальше предстает во всей своей экзотической красе бухта Лохо Буайя — зеленая вода, окаймленная плотным поясом мангров, небольшие листочки которых отливают глянцем на солнце.
При виде такого великолепия неприятный осадок вчерашнего дня мгновенно улетучивается, и я в радужном настроении углубляюсь в галерейный лес, следуя по высохшему руслу какой-то речушки.
Кустарник колышется от воркованья тысяч горлиц и голубей. Первые — таких же размеров, как наши обычные горлицы, вторые — с оранжевыми, обведенными синевой глазами и нежно-серым оперением, по которому разбросаны белые капельки, кажутся не больше зяблика. Малые Зондские острова образуют как бы связующее звено между Явой и Австралией, так что там не редкость встретить птиц с обоих материков. Первые распространены в основном на Яве, а родина вторых — Австралия.
Немного дальше еще две птицы — австралийские славки — опять напоминают мне о близости Австралии. Внешне они похожи на больших синиц. Самец сидит на низком кусте, держа в клюве кузнечика. Им он кланяется серенькой самочке, испуская каждый раз нежный свист в расчете на ее благосклонность. Но красотка, не удостоив внимания, улетает, вконец озадачив ухажера, и тот остается сидеть с уже ненужным подношением, свисающим по обе стороны клюва, как усы.
Над моей головой, шурша крыльями, с оглушительным криком пролетает стайка белых попугаев какаду с зелеными хохолками и опускается в листву фигового дерева, усыпанного крупными белыми цветами.
Вдруг я подпрыгиваю: впереди, на белом речном песке, правильной синусоидой змеится след. С обеих сторон на равных промежутках видны большие отпечатки, будто оставленные человеческой ладонью с огромными когтями. Никаких сомнений, это может быть лишь след комодского варана — того самого дракона, на поиски которого мы отправились за три-девять земель! И, судя по расстоянию между следами, здесь гулял экземпляр солидных размеров. Без сомнения, это окрыляющее известие должно поднять настроение нашей группы. На сей раз мы попали на настоящий остров драконов! Теперь уже от нас зависит, сумеем ли мы довести до конца свою задачу и привлечь чудовище к объективам наших камер.
Осторожно идя по следу, я надеюсь втайне увидеть его автора и наталкиваюсь на стаю макак, трудившихся над стручками тамариндового дерева. Они тут же бросаются на землю и, вопя от ужаса, исчезают в чаще. Лишь один малыш нескольких недель от роду не в силах присоединиться к всеобщему бегству и остается на ветке, дрожит от страха и жалобно пищит.
Я подхожу ближе, он смотрит на- меня боязливо и с удивлением. Но вот по ветке медленно пополз какой-то жучок, и в тот же миг, позабыв про свой страх и отчаяние, детеныш макаки хватает его, аккуратно отрывает крылышки и лапки, затем целиком запихивает в рот и выкатывает на меня свои беспокойные глаза: эта большая белая обезьяна не собирается отобрать у меня лакомство?
11
Галерейные леса — леса, расположенные узкими полосами вдоль рек, текущих среди безлесных пространств. —