Вынутые из моря кораллы очень быстро погибают и начинают издавать неприятный запах. Их необходимо подвергнуть в общем довольно простой, но длительной обработке, доставляющей мало удовольствия коллектору. Па «Дмитрии Менделееве» колонии кораллов были размещены в бочках и огромных металлических кюветах с морской водой. Здесь мягкие ткани погибших кораллов начинают отставать от скелета, и через несколько дней их отмывают мощной струей воды из шланга. Затем белые, как сахар, скелеты сушат на солнце. Когда они начинают звенеть, как фарфор, коллекцию можно упаковывать. По строению скелета очень легко определить видовую принадлежность колоний, но их естественная расцветка при обработке безвозвратно пропадает. В музеях можно видеть только выбеленные кораллы, так же похожие на настоящие, как мраморное изваяние — на живого человека. К сожалению, те, кто не видал кораллового рифа, представление о нем могут составить только по кинофильмам, цветным фотографиям или рисункам. Поэтому мы кроме сбора коллекций должны были делать также подводные фото- и киносъемки и зарисовывать живые кораллы. В экспедиции было два профессиональных киноработника: В. Г. Рыклин и А. Н. Попов. Последний, будучи аквалангистом, проводил все подводные съемки.
Я вернулся на риф как раз в тот момент, когда Попов, вооружившись тяжелой камерой, спускался с дори, чтобы заснять риф на глубине около 10 м. В дори повсюду разложены большие колонии кораллов, добытые аквалангистами. Здесь вместе с Москалевым и Голиковым работала группа из Института биологии активных веществ Дальневосточного научного центра АП СССР.
Кораллы из глубинных участков рифа относились к иным видам, чем мелководные. Так как систематическая коллекция в основном была уже собрана, мы перешли к изучению распределения кораллов, а также населяющих кораллы животных. Риф у Берега Маклая типичный береговой, то есть начинается почти у самого уреза воды и тянется, постепенно углубляясь, в сторону моря. Кораллы здесь хотя и растут довольно плотно, но не везде образуют сплошные заросли. Цвет их не яркий, много серых и желтых мягких кораллов (Sarcophytori). Все это говорит о некоторой угнетенности рифа. Вызвана она, по-видимому, климатом Новой Гвинеи. Обилие дождей делает поверхностный слой воды у берегов на глубину до 5 м более пресным. С дождевой водой в море выносятся размытые горные породы, что приводит к замутнению. Кораллы же требуют для буйного роста очень чистой, прозрачной воды с нормальной соленостью. Об угнетенности верхней части рифа можно судить и по состоянию колоний — почти каждая из них имеет какой-либо дефект, вызванный попаданием ила. В таких участках колония отмирает, скелет ее темнеет, начиная разрушаться. Обеднено и население рифа: здесь относительно мало моллюсков, почти нет крабов. Тем не менее риф дал нам очень обильный и разнообразный материал. Кроме прекрасной коллекции кораллов самой разнообразной формы мы собрали морских звезд и ежей, актиний, коралловых рыб, раков-отшельников и много других животных. Вся эта пестрая и яркая добыча разместилась в нескольких полиэтиленовых ведрах с водой. Петров собрал также массу всевозможных водорослей.
Обследование рифа от берега до глубины 10–12 м, проводившееся в нескольких местах в течение двух дней, привело к тому, что мы «затоварились», вынуждены были прекратить сборы и заняться первичной обработкой и консервированием добытых животных и растений. До поздней ночи в лаборатории разбирались количественные пробы. Все население рифа и сами кораллы с площади в квадратный метр Голиков во — время экскурсий набивал в специальные холщовые мешки — пигонзы. Нескончаемые ряды этих тяжеленных мешков, ожидающих своей очереди, постоянно стояли (и это продолжалось в течение всей экспедиций) на палубе около лаборатории. Каждую пробу надо разобрать по группам организмов, всех их определить, пересчитать, взвесить, уложить в банки и пробирки, снабдить этикетками и записать в журнал. Если учесть, что в каждой питон-зе томилось несколько сот животных, относящихся к 20 30 видам, что таких мешков за день собиралось до полутора десятков и что на тропической жаре добытые животные быстро погибают, можно понять, как уставали мы от этой работы.
В последний день стоянки в бухте Астролябия мы к полудню завершили программу и сошли на берег. На прибрежном песке в окружении толпы детей и пожилых женщин стоял начальник этнографического отряда Д. Д. Тумаркин. По его просьбе от маленькой группы расположившихся несколько поодаль молодых людей отделился и подошел к нам юноша в шортах и пестрой рубашке. Звали его Какаль. Он говорил по-английски и взялся показать нам деревню. Поднявшись на крутой берег, мы сразу очутились перед довольно большой хижиной. Здесь, в стороне от деревни, жили наши этнографы. Хижина построена специально для приезжающих. Это своего рода гостиница, в которой обычно останавливались представители колониальной администрации, один-два раза в год приезжающие сюда из Маданга.
Вид у этнографов усталый, но довольный. Нам продемонстрировали записанные на магнитофонную пленку песни и музыку, звучание народных инструментов, которые сделаны из больших раковин, бамбуковых стволов, плодов, похожих на тыкву, и кокосовых орехов. Для коллекций ленинградского Музея антропологии и этнографии наши коллеги приобрели много ценных предметов — утварь, оружие, музыкальные инструменты. Один из них представляет собой деревянную дощечку, которую крутят над головой на шнурке. Завывающие звуки, издаваемые вибрирующей дощечкой, по мнению папуасов, отпугивают злых духов.
Устные предания и до настоящего времени имеют очень большое значение в их жизни. Подавляющее большинство взрослого населения Бонгу неграмотно. Однако каждый папуас хорошо осведомлен о своей родословной и знает имена трех-четырех поколений предков. Среди жителей Бонгу нашлись потомки тех людей, портреты которых сто лет назад были сделаны Маклаем. С большим интересом рассматривали они изображения своих пращуров. Старик по имени Таног по портрету юноши, сделанному Маклаем в ноябре 1871 г., узнал жителя деревни Горенду и назвал его имя — Асоль. Таног помнит Асоля уже стариком. Память о Маклае тоже хорошо сохранилась в народе. Более того, папуасы решили по-своему отметить столетнюю годовщину его прибытия на Новую Гвинею и устроить по этому поводу большой праздник. Подготовка к нему велась уже давно. К сожалению, программа работ экспедиции не дала нам возможности задержаться здесь, чтобы присутствовать при таком интересном событии. Но для наших этнографов показали генеральную репетицию нескольких эпизодов предстоящего торжества. Центральным пунктом программы была инсценировка высадки Маклая и первой его встречи с папуасами. По просьбе устроителей роль Маклая исполнял наш капитан.
Молодежь деревни под руководством стариков нарядилась в старинные, бережно хранящиеся доспехи, вооружилась копьями и другим национальным оружием. Лица воинов были расписаны, как этого требовала традиция. Затем начались танцы.
Поздравив этнографов с успехом, мы под предводительством Какаля пошли дальше и вскоре оказались в деревне Бонгу. Выглядит она совсем не так, как ее описал и зарисовал Маклай. В его времена хижины стояли прямо на земле, теперь папуасы Бонгу строят дома на довольно высоких деревянных сваях. Все они просторные, крыты пальмовыми листьями, к дверям ведут лестницы. Большая площадь в середине деревни, проходы между домами и пространство под самими постройками лишены всякой растительности, гладко утрамбованы и выметены. Не видно никаких нечистот, кухонных отбросов и прочего мусора. Вокруг стоит запах прелых листьев, какой бывает в наших лесах в начале осени. Внутрь домов мы не заходили, чтобы не докучать обитателям. Кстати, их почти не было видно, так как мы посетили деревню в разгар рабочего дня и большинство ее жителей находилось на своих огородах, часто весьма удаленных от домов.
На верхних ступеньках лестниц пли перед домами сидели лишь пожилые женщины и маленькие, совершенно голые дети. Одна из старух подметала площадь, другая качала на руках крошечного ребенка. Из домашних животных мы видели только собак и кур. По всей деревне росли кокосовые пальмы, кое-где виднелись небольшие цветники. Проводник подвел нас к постройке, где заседают старейшины, и показал церковь. Оба здания пустовали. Внешне они мало отличались от обычных жилых домов.