Древесный кенгуру за несколько дней
очень привязался к В. М. Муцетони
Казалось бы, кенгуру очень странно выглядит на дереве, тем не менее он ловко лазает, цепляясь за ветви лапами и хвостом.
Съемки зверей и птиц, в том числе маленьких австралийских пингвинов и дрессированного дельфина, который проделывал всевозможные трюки, заняли весь день. К вечеру мы, сильно уставшие, собрались на корабль. Доставила нас Барбара Пёрси. Она лихо вела свой красный автомобиль по оживленным улицам Сиднея. Мы пригласили Барбару поужинать с нами, на что она охотно согласилась, но попросила разрешения пригласить мужа. Позвонили по телефону в офис профсоюза строителей, секретарем которого работает мистер Пёрси, и он вскоре присоединился к нашей компании. Провожали мы их уже поздно вечером. Улицы Сиднея были пустынны, магазины закрыты. Только на станции метро еще работал газетный киоск, в котором нам удалось приобрести открытки с видами города и план Сиднея.
На следующий день знакомство с фауной Австралии было продолжено, но уже в музее. Найдя музей по плану, отправились к нему пешком. Город на карте имеет очень правильную планировку: улицы широкие, прямые, нет ни тупиков, ни петляющих переулков. На деле все выглядит иначе, так как Сидней расположен на изрезанной холмистой местности. Чтобы пройти небольшое расстояние до Австралийского музея, пришлось преодолеть несколько крутых подъемов и спусков. Начали с того, что почти сразу от причала поднялись вверх по крутой длинной лестнице, ведущей на Кент-стрит. Изрезанность рельефа и большая загрузка улиц автотранспортом вынудили городские власти заняться строительством транспортных эстакад. Как раз на нашем пути возникло одно такое строящееся сооружение, которое, пересекая под острым углом несколько параллельных улиц, устремилось к Портовому мосту. Часть зданий на его пути была наполовину разобрана, боковые улицы перегорожены заборами. Пришлось идти в обход и, перед тем как попасть в центральную, деловую часть Сиднея, пройти несколько окраинных улиц. Здесь не неслись потоки автомашин, зато в этот утренний час улицы заполнили сиднейцы, которые спешили на работу пешком. Одеты все, и мужчины, и женщины, очень скромно, лица у большинства озабоченные и усталые.
В центре Сиднея много высотных зданий, иногда довольно необычной архитектуры. На некоторых улицах небоскребы совершенно заслоняют дневной свет, идешь словно по узкому горному ущелью. На одной из маленьких площадей сходство с горным ущельем еще более усиливается благодаря гигантской серой искусственной скале, которая, как каменный пик, поднимается из середины центрального сквера. По скульптуре струится вода маленьких фонтанчиков.
В небоскребах расположены банки, правления трестов, рестораны. Первые этажи занимают агентства авиакомпаний, туристические бюро, шикарные магазины. Пешеходов здесь мало, зато все свободное пространство заполнено автомашинами. Это новая часть Сиднея, а старые его кварталы живо напоминают своей архитектурой улицы городов Западной Европы прошлого столетия, добротные 4–5-этажные, облицованные гранитом здания, полукруглые фрамуги оков, колонны, резные карнизы.
Наш путь лежал к Гайд-парку, в середине которого стоит памятник Джеймсу Куку. Оставив слева высокий собор св. Марии, мы подошли к большому трехэтажному зданию Австралийского музея.
Музей имеет три отдела: современной и вымершей фауны Австралии, минералогии и антропологии. Здесь мы снова увидели сумчатых животных, но теперь не живых, а всего лишь их чучела. Среди коллекций музея экспонируются и чучела недавно вымерших зверей. Как особую достопримечательность нам показали тасманийского волка. Это животное еще совсем недавно водилось на острове Тасмания. Внешне сумчатый волк обладает поразительным сходством с хищными млекопитающими из семейства псовых. Его отличают лишь темные поперечные полосы на задней части спины и толстое основание хвоста — признак, характерный для многих сумчатых.
Сумчатый волк. Чучело этого вымершего зверя имеется и в ленинградском Зоологическом музее
Питались сумчатые волки кенгуру, ехиднами и другими тасманийскими животными. Иногда они таскали овец и домашнюю птицу у фермеров. За голову волка выдавалась премия. Эти звери попадали в капканы вплоть до 1933 г., затем исчезли. Последние сумчатые волки, жившие в нескольких зоопарках, погибли. Так окончил свое существование интереснейший вид. Когда власти спохватились и за убийство сумчатого волка был назначен крупный штраф, самих волков уже не осталось. Правда, оптимисты утверждают, что в глухих и малодоступных лесах некоторых районов Тасмании сумчатые волки еще сохранились. Будто бы видели их следы и слышали издаваемые ими хриплые звуки. В 1945 г. появились сообщения о том, что волка дважды удалось увидеть. Однако все это мало правдоподобно. Сумчатые волки обитали не в лесах — это звери открытого пространства, вряд ли им удалось за такой короткий срок приспособиться к новым условиям существования. Ведь и в нашей прессе иногда появляются сообщения о будто бы уцелевших еще морских коровах, но зоологам достоверно известно, что их больше нет, как нет бескрылых гагарок и многих других животных, еще недавно населявших нашу планету. Конечно, бывают иногда неожиданности: нашли же в Новой Зеландии такахе — крупную нелетающую птицу размером с фазана, которую считали полностью вымершей.
Фауна пятого континента представлена в Австралийском музее довольно полно. Не могу не отметить, что в этом отношении наш ленинградский Зоологический музей нисколько не беднее: в нем имеются все главнейшие представители австралийской фауны, в том числе и очень редкие, есть также и знаменитый тасманийский сумчатый волк.
Осмотр экспозиции всех отделов музея занял почти целый день. Под вечер директор музея профессор Фрэнк Талбот предложил нам немного посидеть в комнате отдыха, где познакомил с теми сотрудниками музея, которые занимаются изучением морской фауны. Сам Талбот — высокий, худощавый, энергичный, еще довольно молодой человек с черной бородой — специализируется в области изучения коралловых рыб, но занимается и другими проблемами, связанными с кораллами, в том числе причинами массового размножения «терновых венцов». После дружеской беседы с сотрудниками музея, преимущественно молодыми людьми, мы отправились работать в научные хранилища и знакомиться с лабораториями.
Беккер пошел с директором к ихтиологам, Голиков и Москалев — в лабораторию моллюсков, а я попросил разрешения ознакомиться с коллекцией кораллов.
Если в залы музея имеет доступ каждый, то попасть в хранилище научных фондов далеко не так просто. Дом, в котором теперь содержатся научные коллекции Австралийского музея, построен совсем недавно. Он вплотную примыкает к старинному зданию музея, но резко отличается от него своей архитектурой. В его ровных бетонных стенах нет ни одного окна, и лишь со стороны двора внутрь ведет массивная металлическая дверь. Ответственный хранитель открыл ее ключом. У входа тотчас загорелась красная сигнальная лампочка, дверь за нами бесшумно закрылась, и мы вошли в лифт.
Я никогда не бывал в тех помещениях банков, где хранятся золото, ценные бумаги и драгоценности, но почему-то представлял себе их именно такими. Бетон, толстые серые металлические двери, массивные запоры, тишина, отсутствие людей, автоматическая сигнализация… Это впечатление еще более усилилось, когда лифт остановился и хранитель другим ключом открыл такую же серую металлическую дверь, ведущую в хранилище кишечнополостных животных. Передо мной не было ни деревянных стеллажей с рядами кораллов на полках, ни полированных шкафов, за стеклами которых виднеются многочисленные картонные коробки с этикетками, написанными по-латыни, и стеклянные цилиндры, в которых белеют заформалиненные медузы. Вместо всей этой привычной картины, которую я видел во многих зоологических хранилищах Европы и Азии, перед нами была лишь серая металлическая поверхность сейфа.