— Когда мадам де Графиньи уехала из шато Моргона?
— Через неделю после этого.
— Одна ночь, — с горечью заметил Ги, — не делает погоды.
— Тем не менее Графиньи считает, что отношения Моргона с экономкой куда лучше, чем с женой. — Догадавшись, что Ги не в силах ответить, маршал продолжил: — Я заметил одно: молодые мужчины в наше время слишком быстро разочаровываются в любви. Если страстно любишь женщину, разве не стоит преодолеть несколько препятствий, чтобы вернуть ее расположение? Я питаю глубочайшее уважение к браку и счастливее всего чувствую себя в этом состоянии, но отнюдь не считаю, что он способствует или препятствует любви.
— Моньсеньер, боюсь, что я не понял вашу мысль, — устало откликнулся Ги.
— Я хотел сказать следующее: даже самые упрямые молодые люди учтут мнение семьи и собственный интерес, когда речь зайдет о браке. Возьмем, к примеру, кардинала, моего великого предка. Молодой дворянин обручился с одной из племянниц, но та умерла, и кардиналу пришлось сообщить об этом жениху. Чтобы смягчить удар, он предложил тому жениться на сестре умершей. Кардинал вел себя крайне деликатно и предоставил молодому человеку возможность ответить отказом, но тот сказал: «Не важно, какую я выбираю сестру — я ведь женюсь на вашем высокопреосвященстве».
— И в чем суть? — поинтересовался Ги, не в силах скрыть иронии.
— Мужчины и женщины часто сами не могут выбрать себе пару. Практичная, полнокровная женщина, которая ищет спутника жизни, принимая во внимание его чин или состояние, не успеет выйти замуж, как начнет искать того, кто мог бы дать ей счастье. В девяти из десяти случаев этим мужчиной будет не ее муж.
Ги поднял голову, и пульс под свежим шрамом учащенно забился на его виске.
— Вы предлагаете мне стать одним из этих девяти?
— Боже милостивый, Ришмон, вы вне конкуренции! — Маршал был по-настоящему раздосадован. — Если вы собираетесь подставить свою грудь под пули врага, это ваше дело. Признаться, армия только выиграет от этого. Но я готов предложить вам короткий отпуск. Я слышал, что Моргоны в Марселе. Если на следующей неделе здесь не станет жарко, я разрешу вам провести пятнадцать дней на материке. Выбирайте сами.
Ги принял решение, не колеблясь.
— Нет, спасибо, — сказал он и встал. В подобной ситуации Ги выставил бы любого другого собеседника. Но ведь нельзя прогнать пэра Франции. — Монсеньер, позвольте предложить вам еще стакан вина и сменить разговор?
Оба были так злы, что эти слова не помогли. Маршал тоже поднялся и откинул клапан палатки.
— Насколько я понял, ваши мысли заняты осадой?
— Если я убедительно не доказал этого, заберите мою шпагу.
— Даст Бог, мы скоро увидим настоящие боевые действия, — проворчал маршал, оглянувшись через плечо. — Меня окружают одни горячие головы.
Когда маршал отошел на значительное расстояние, Ги обрушил на него все ругательства, какие ему удалось вспомнить, затем сел и допил вино. Он невольно задавался вопросом, какое дело привело Шарлотту в Марсель и подозревают ли еще Моргона в связях с англичанами. Больше всего Ги думал о том, что Шарлотта плакала в первую брачную ночь. Сердце подсказывало ему, что означают эти слезы. Вряд ли она плакала о своем холодном муже. Но Ги не принесли утешения горькие размышления о страданиях Шарлотты, тем более что между ними пролег океан, который нельзя переплыть. Чтобы избавиться от этих размышлений, нужно напиться и лечь спать. Вскоре Ги растянулся на походной кровати, прижав к бедру наполовину опорожненную бутылку рейнского вина.
Жервезу понравилась роль поставщика продовольствия. Он уже подумывал, что Поль-Арман, возможно, прав и операции с деньгами доставляют не такое удовольствие, как обмен товарами. Путешествие из Рошфора в Марсель порадовало рядом покупок, в основном вина, соленого мяса и овощей, которые Жервез поручил извозчикам переправить на юг и разгрузить на складах армии и военно-морского флота. Он создал такую же систему в Париже, чтобы обеспечить север, и назначил агента в Лилле; тот докладывал о не меньших достижениях в пограничных городах Франции. В казначействе ему предоставили длительный отпуск, и все его финансовые дела в Париже перешли в другие руки, за исключением доходов. Жервез оказался одним из множества сообразительных предпринимателей, успевших заключить контракты с армией накануне войны, но гордился тем, что он один из наиболее расторопных.
Когда Жервез прибыл в Марсель, все его помыслы сосредоточились на борьбе с Полем-Арманом. Задолго до разговора в Рошфоре он, предавшись фантазиям, вообразил, что кузен придет в восторг, обретя давно пропавшую дочь. Шарлотта высмеяла его, но Жервез не принимал всерьез ее мнение, считая, что оно продиктовано капризами. Но Шарлотта оказалась права. Стало очевидно, что на Поля-Армана не удастся повлиять, не затронув его эмоции, — он признавал лишь силу.