Перед завтраком я зашел на КП к Пилипенко и узнал все. Когда я шел на сближение с «противником», у Пилипенко отказала радиолокационная станция. Но планшетисты продолжали следить за мной по командам и докладам и прокладывали линию пути на планшете. Пилипенко решил наводить меня по планшету, такое у него уже бывало, и он справлялся успешно. О случившемся он никому не доложил. Все, пожалуй, обошлось бы благополучно, если бы не третья мелочь. Мельников в это время находился на запасном КП. Для большей гарантии перехвата он вдруг решил поднять в воздух еще один истребитель. Не рассчитав время и место моей атаки, он дал команду «Воздух!» второму летчику. Его наводили с запасного КП. Второй перехватчик оказался впереди меня чуть правее. Его-то я и принял за «противника». Пилипенко на планшете не мог увидеть ни моего отворота, ни второго истребителя; поэтому он не предупредил меня.
Шагая по аллеям, я старался воссоздать в воображении обстановку той ночи и объективно разобраться в ошибках. Как сложен современный бой! Мы многое недооцениваем, полагаемся на точность автоматических приборов, рассчитываем на помощь других.
Я отлично сознавал свою ошибку, но не мог не думать и о вине других. Пилипенко взялся отремонтировать такую сложную технику, как радиолокационная станция, фактически в полевых условиях. Разве мог он выполнить этот ремонт так, как на заводе? А Мельников разрешил, проявив при этом не расчетливость, а скорее всего — недальновидность. Так я о нем думал еще и потому, что на учениях он допустил ряд непростительных ошибок: между командными пунктами не было согласованности, в воздух посылались самолеты шаблонно, без точных предварительных расчетов.
Но что скажет на разборе сам Мельников?
И снова мы в клубе. Это самое большое здание, где может разместиться весь личный состав полка. Стены увешаны схемами и таблицами. Когда их только успели вычертить! В центре оперативная карта с нанесенной обстановкой — базами, аэродромами и стартовыми ракетными площадками. Мельников верен своим принципам: всюду аккуратность, пунктуальность, эффектность.
— …Войска синих в ночь со второго на третье мая… — Лицо Мельникова, как всегда, спокойно, но с еще большей печатью усталости и озабоченности, хотя голос его звучит тверже обычного. Он подробно объясняет обстановку, в которой развертывались летно-тактические учения, разбирает действия летчиков — тех, кто успешно справился с заданием. Хвалит нашу эскадрилью. Об эскадрилье Макеляна — ни слова. Не назвал он ни разу и фамилию Пилипенко.
«Может быть, и обо мне не вспомнит, — подумал я. — Не в его интересах показывать членам комиссии наши недостатки. Потому все внимание он и сосредоточил на положительных примерах».
— Плохо на этом учении действовали, — полковник сделал паузу, — летчики эскадрильи, где командиром подполковник Макелян.
— Я знал, что он так скажет, — буркнул Юрка.
— Почему?
— Кто-то же должен за все ответить. Вот он и нашел козла отпущения.
— А он-то где был? Третья эскадрилья — его эскадрилья…
— Двадцать первый, — назвал полковник мой позывной.
Я встал.
— Почему самовольно изменили курс и не доложили об этом на КП? Полковник холодно смотрел мне в глаза.
— Посчитал, что десять градусов — величина несущественная, не хотел отвлекать штурмана наведения.
— Благие намерения. — Полковник помолчал, о чем-то думая. Меня и восхищало его невозмутимое спокойствие, будто ничего серьезного не произошло, излило: словно перед ним был не летчик, а нашкодивший мальчишка, которого он на месте преступления схватил за ухо и держит на виду у товарищей. — А куда вы исчезли после полета? — Полковник говорил со мной на «вы», и это не предвещало ничего хорошего.
— Уехал в город. — Я тоже старался отвечать спокойно, будто не чувствовал за собой вины. Невозмутимость полковника, кажется, нарушилась, его кустистые брови взметнулись вверх, глаза удивленно округлились.
— В город? — Но полковник умел держать себя. — Хотя, собственно, удивляться нечему, — он снова говорил хладнокровно, без эмоций, — сначала бросили в бою командира звена, потом не выполнили приказ штурмана наведения и, наконец, покинули поле боя. — Полковник помолчал секунду, повернулся к начальнику штаба: — Подполковник Аникин, оформите записку об аресте на пять суток. Сегодня же отправьте. Сейчас. — Он сказал это так спокойно, будто речь шла не об аресте, а о двухдневной командировке.