Зазвенел будильник: вставать на полеты. Я не запланирован. Да это теперь и не имеет значения. Все равно мне делать на аэродроме нечего. С силой нажимаю на кнопку. Что-то хрустнуло, звонок захлебнулся. Сломался. Черт с ним! Больше ему будить меня не придется.
Зашел Юрка:
— Вставай!
— Я сказал тебе вчера.
— Не дури. Подумай, как ты будешь без истребителя…
— Переживу. Не я первый, не я последний.
— Напрасно ты. Тебя даже комэск ваш ценит. И на Генку не обижайся. — Он глянул на часы: — Бегу, опаздываю.
Юрка ушел. Я снова укрылся простыней. Сон не идет. Думы, думы… Лезут они, непрошеные, и жалят, как осы. Что скажут родители и знакомые, как посмотрят односельчане? Мне казалось, что я уже слышу вслед едкие реплики: «Борьку-то Вегина выгнали из летчиков». Уехать куда-нибудь в город и устроиться там на работу… Да, пожалуй, так будет лучше! Ни упреков, ни насмешек. А Инна, если любит, приедет…
Предутреннюю тишину разорвал свистящий гул двигателей: перехватчики пошли в небо. Юрка Дятлов, Синицын. А я… Сердце разрывалось от обиды.
В дверь постучали.
— Войдите, — не совсем приветливо пригласил я.
Вошел Дятлов: невысокий, с крупными чертами лица, широкоплечий и длиннорукий, как тигролов, вернувшийся с охоты. Не ожидая приглашения, он прошел в комнату и сел у кровати. Я отвернулся.
— Что, бойкот объявил? — в голосе беззлобная насмешка. — Такие концерты девушке своей будешь закатывать, а к тебе пришел командир, товарищ, соизволь встретить его как положено.
Я не ответил. Дятлов достал папиросу и закурил.
— В гражданку, слышал, собрался? Что ж, жалеть не будем. Случайные люди нам не нужны. Ишь, циркач, на гастроли приехал: нравится — пожалуйста, не нравится — до свидания. Черт с тобой, уматывай, меньше забот будет. — И Дятлов тяжелой походкой направился к выходу. Глухо хлопнула дверь.
Я встал, открыл кран и подставил под ледяную струю голову. Стало легче. Оделся и вышел на улицу. Солнце висело над сопками, размыв своими лучами их очертания. Они казались печальными и задумчивыми. Ветер гнал по небу рваные облачка.
На душе саднило. Никого не хотелось видеть, и я бесцельно побрел по тропинке.
Из задумчивости меня вывел автомобильный сигнал. Мимо промчалась санитарная машина, обдав клубами пыли. Когда пыль рассеялась, я увидел аэродром. Так вот куда привели меня ноги!
За санитарной машиной пронеслась командирская «Победа», а за ней, завывая сиренами, — пожарные. На аэродроме стояла тишина. «Что-то случилось?», — мелькнуло у меня тревожное предчувствие.
Я побежал к стартовому командному пункту. У будки толпились летчики. Около них остановилась грузовая автомашина, и они в одно мгновение заполнили кузов. Из кабины вышел коренастый офицер и что-то сказал. Летчики неохотно стали спрыгивать на землю. Осталось человек шесть. Один из них, высокий, в шлемофоне, махал мне рукой. Это был Геннадий.
Я напряг силы, но машина тронулась. Она ехала мне навстречу. Когда до меня осталось метров пятьдесят, Геннадий забарабанил по кабине. Машина затормозила, и я прыгнул в кузов.
Геннадий был бледный как полотно. Я глянул на других. У всех подавленный вид.
— Что случилось? — спросил я.
— Лаптев упал… В океан…
У меня внутри словно что-то оборвалось, и, чтобы не свалиться, я уцепился руками за борт.
Ветер завывал в ушах, словно оплакивал моего друга. Лучшего друга! Геннадий шмыгал носом, часто сморкался и вытирал глаза.
— Может быть, катапультировался, — неуверенно сказал старший лейтенант Пчелинцев, техник самолета, на котором улетел Лаптев. Его слова заронили надежду.
— Как все случилось? — спросил я.
— Говорили ему: не подходи к «дельфину». — Геннадий словно поперхнулся.
Страшная догадка мелькнула в моем сознании, и надежда на Юркино спасение тут же развеялась. «Дельфин» улик не оставит. Океан широк и глубок. Попробуй найти на дне остатки самолета. Это понимал каждый летчик. И все же не верилось, что Лаптева нет больше в живых. Нет этого никогда не теряющегося, не унывающего человека.
Машина привезла нас на стоянку транспортных самолетов и вертолетов. На одном самолете уже работали двигатели, готовился к полету вертолет.
Геннадий разделил приехавших на две группы. Первая во главе с ним отправилась на самолет, вторая, куда вошел и я, — на вертолет.
Мы взлетели и взяли курс к океану. Он открылся нашему взору сразу же, как только вертолет перевалил гряду сопок. Один только вид его поверг нас в еще большее уныние. Пустынный, без конца и края, веющий могильным холодом. И, как всегда, по нему бежали и бежали к берегу сизые волны с пенистыми гривами. Я до боли всматривался через иллюминатор вдаль, отыскивая там красную точку. Если Юрка каким-то чудом спасся, он плывет в красной резиновой лодке, на нем красный резиновый жилет. А если он услышит гул самолета или заметит нас, зажжет сигнальную шашку, и мы издалека увидим красный дым.