— То слишком старается твой протеже, то торопится.
— Ничего. Нормально, — весело ответил Вологуров.
Он был доволен, а я чувствовал себя так, словно пошел на сделку с совестью. Конечно, мне хотелось, чтобы все летчики в эскадрилье были первоклассные, но Октавин за посадку только что получил двойку, и я сожалел: рановато вступился за него. Синицын был прав, отстранив старшего лейтенанта от полетов: в авиации есть неписаный закон — не уяснив ошибку первого полета, не делай второго. Октавин посадил самолет очень плохо. Может быть, и в самом деле он перестарался. Но ему от этого не легче: ошибку-то не разобрали, и он не уяснил, как ее исправить. С другой стороны, когда Синицын спрашивал меня, выпустить Октавина в полет или нет, вопрос этот был им уже решен — я хорошо знал полковника, — и если бы я высказался против, командир просто не понял бы меня, а Вологуров мог истолковать мои слова превратно. Теперь же меня мучили угрызения совести.
На командно-диспетчерский пункт вошел подполковник Ганжа, инспектор. Он прибыл к нам из вышестоящего штаба вместе с полковником Мельниковым, нашим бывшим командиром, ныне старшим инспектором. Не зря говорят, гора с горой не сходится… Тесен мир человеческий. Вот и сошлись снова наши пути-дорожки. И с Мельниковым, и с Ганжой.
После отъезда Мельникова я почти не вспоминал о наших с ним стычках — не люблю вспоминать плохое прошлое. Тем более не вспоминал о Ганже и не думал, что когда-либо встречусь с ним.
С Ганжой я познакомился шесть лет назад, когда отдыхал вместе с Геннадием в Сочи. Тогда он был для меня просто Петром и наше знакомство я считал мимолетным эпизодом, не заслуживающим внимания, теперь же у меня мелькнула мысль, что та встреча непременно сыграет какую-то роль в моей жизни, и мне невольно вспомнился мой первый офицерский отпуск, проведенный на Черноморском побережье.
СОЧИ. ШЕСТЬ ЛЕТ НАЗАД
Мы прилетели в Адлер рано утром. Небо было чистое и праздничное, кругом зеленели кипарисы, каштаны, самшит, и не верилось, что всего десять часов назад мы в зимней одежде дрогли от холода, ожидая посадки в самолет. А здесь была теплынь. И на душе сразу стало тепло и празднично. Я уложил пальто в чемодан (я был в штатском), Геннадий перекинул шинель через руку, и мы пошли на остановку такси. Там стояло всего два человека — мужчина и женщина.
— В Сочи? — обратился к Геннадию мужчина, когда мы подошли.
— Туда, — кивнул Геннадий.
— В санаторий Министерства обороны?
Геннадий снова кивнул.
— Значит, вместе. Будем знакомы, — мужчина протянул Геннадию руку, — Петр. А это моя жена.
Женщина приветливо улыбнулась и назвала себя:
— Варя.
Худенькая, одетая в белую гипюровую кофточку и песочного цвета чесучовую юбку с широким поясом, она выглядела изящной и молоденькой, хотя по лицу ей можно было дать за тридцать. Мужу ее было за сорок, одет элегантно. На нем модный светлый костюм, белая нейлоновая рубашка с широким галстуком. Сам он полный, лицо широкоскулое, с двойным подбородком, руки большие, крепкие. Во всей его плотной фигуре, во взгляде темно-карих навыкате глаз, которыми он, казалось, просматривал человека насквозь, чувствовалась внутренняя сила и твердая воля. Такие люди мне нравились, и я охотно назвал себя.
Подошло такси. Варя села впереди, а мы втроем еле втиснулись на заднее сиденье — Петр занял добрую половину. Судя по его солидности и седым вискам, я предположил, что он уже не менее чем полковник, но, когда мы разговорились, выяснилось, что он всего-навсего майор, тоже летчик, командир эскадрильи, служит в Группе войск в Германии.
Оформляли нас долго, заставили читать правила поведения в санатории, распорядок дня, заполнять какие-то бланки, принять душ. У Петра (отчества своего он не захотел называть) была только одна путевка, жене он рассчитывал купить путевку на месте, и пока дежурная занималась с нами, он сбегал к начальнику санатория, но вернулся с пустыми руками.
— Даже курсовок здесь не продают, — недовольно сказал он.
— Я к этому была готова, — усмехнулась Варя. — Хорошо, что мы гостиницу заказали. — Она взяла свой чемодан. — Вы тут до вечера, наверное, будете оформляться, а я пошла.
— Давай, — одобрительно кивнул Петр. — Устроишься, приезжай.
Варя ничего не ответила, крутнулась на своих каблучках-шпильках и пошла к выходу.
Мы попросили дежурную поселить нас троих вместе.
После завтрака мы сразу же направились к морю. Петр оказался свойским человеком, и мы чувствовали себя о ним на равных.