Однажды Петр купил жене миниатюрные, словно с ноги Золушки, белые босоножки. Варя была от них в восторге.
— Сегодня мы идем на танцы! — торжественно объявила она.
Вечером, когда мы вышли из столовой, она уже поджидала нас на лавочке, наряженная и сияющая, словно перед свиданием с принцем. Мы направились к танцплощадке, откуда доносилась музыка.
Вдруг Варя споткнулась, глянула себе под ноги, ахнула: «Золушкины» туфельки расползались, каблук осел и поморщился, тесемки-паутинки отклеились и вылезли из-под стелек.
— Где ты купил это?! — воскликнула Варя, придя в себя и чуть не плача от досады.
— У одного парня… симпатичного, — виновато ответил Петр.
— Симпатичного, — передразнила Варя и сняла босоножку. — Посмотри, они на клею и подошва из картона.
— Ну, подожди, он у меня заплатит за это, — негромко, но убедительно пригрозил Петр.
Настроение было испорчено, и мы вернулись. Петр повез Варю в гостиницу, а мы с Геннадием отправились в кино. Через неделю это маленькое происшествие забылось, и никто о нем не вспоминал.
В воскресенье Петр пригласил меня прогуляться. Варя обещала прийти к нам только вечером, Геннадий читал, и мы отправились вдвоем.
Петр вел меня по незнакомым узеньким улочкам и переулкам с низкими, совсем не городского типа домами, стоявшими в окружении садов и виноградников, пока мы не вышли к рынку. Через широкие, раскрытые настежь ворота бесконечным потоком вливались люди. Только теперь я обратил внимание на портфель в руках Петра и догадался, куда и зачем он меня привел. Он решил разыскать того, что всучил ему эти туфельки.
— Сейчас ты увидишь возмездие, — заговорщицки подмигнул Петр.
Мы влились в людской поток, и Петр стал внимательно всматриваться в лица мужчин.
Чем здесь только не торговали: платьями и блузками, плащами и шубами, сапогами и туфлями и многим другим. «В такой толчее отыскать человека, которого видел один раз в жизни, напрасные труды», — подумал я. Но у Петра, кажется, и сомнения не возникало относительно своего плана. Он пробирался сквозь толпу, выставив вперед плечо, и я шел за ним, как суденышко за ледоколом.
Мы пересекли базарную площадь один раз, второй, третий, осматривая стоявших за прилавком торговцев, но того, кого искал Петр, не было. Поиски мне надоели, и я высказал пожелание уйти.
— Подожди еще немного, — попросил Петр.
— Вы хоть помните, за каким прилавком он торговал?
— Какой там прилавок! Я купил у него на улице, недалеко отсюда. А сегодня он обязательно должен быть здесь: где еще можно сбыть свой негодный товар, как не на толкучке?
— Махните вы рукой на эти босоножки. Что с воза упало, то пропало.
— Ну нет, — усмехнулся Петр. — И дело тут не в деньгах, а в принципе. Не могу простить себе, что меня надул какой-то молокосос. Это ему даром не пройдет.
В том, что Петр не жаден, я убедился раньше, по тем же самым безделушкам, покупаемым ежедневно, и по тому, как он сорил деньгами налево и направо, когда мы посещали магазины. А теперь мне открылась еще одна черта его характера — злопамятность, и это было для меня откровением.
— Вот он, — тихо сказал Петр, указывая взглядом на высокого парня, стоявшего в группе таких же длинноволосых верзил. Этому «молокососу» было не менее двадцати: загорелый, смуглолицый, с симпатичными голубыми глазами. А среди его дружков были такие, которые годились ему в отцы.
— В разговор не встревай, — предупредил меня Петр и протиснулся к компании. Остановился он около низкорослого небритого мужчины, державшего в руках дамские лакированные туфли.
— Какой размер? — поинтересовался Петр.
— Какой нужен? — на вопрос вопросом ответил небритый.
Петр бесцеремонно взял туфлю, повертел в руках и вернул обратно.