Ганжа по-прежнему не отрывал от техника взгляда. В эту минуту он был похож на инспектора уголовного розыска из одного кинофильма, который довелось мне видеть, этакого сверхчеловека, взглядом своим заставлявшего трепетать преступников и сознаваться во всем. Да, пожалуй, из Ганжи вышел бы неплохой инспектор уголовного розыска.
— Значит, мелочью посчитали? — спросил после небольшой паузы Ганжа и тут же сам ответил: — Вот за такие мелочи, товарищ Парамонов, и расплачиваются кровью.
— Так это ж в журнале! — воскликнул старший лейтенант с дрожью в голосе.
— Оно всегда так — вначале в журнале, а потом на самолете, — вздохнул Ганжа.
— Я заменил фильтр! Честное слово, — умоляюще произнес Ганжа.
— Честное пионерское? — с издевочкой спросил Ганжа. — А чем докажете?
Парамонов беспомощно пожал плечами.
— Вот видите. Надеюсь, теперь правду будете говорить?
— Я не вру. — У Парамонова, казалось, иссякли силы, и мне стало его жаль. На какой-то миг я поверил в его невиновность и глянул на Мельникова. Что думает он? Ведь Парамонова он знал не хуже меня. Полковник сидел, не поднимая головы, и хотя теперь рука его была опушена, глаз видно не было.
— Хорошо, — наконец смягчился Ганжа. — Допустим, вы сейчас сказали правду: вначале сделали запись, а на другой день произвели замену фильтра. А куда вы дели старый?!
— На склад отнес.
— Вот вы и снова попались, — пристукнул рукой по папке Ганжа, словно желая разбудить Мельникова. Но старший инспектор не пошевелился и на этот раз. — Посмотрите, вот журнал кладовщика, тут все записано. А о вашем фильтре — ни слова.
— Но я лично из рук в руки передал фильтр кладовщику. И видел даже, где он положил его. Хотите, я принесу?
— А как вы докажете, что это с вашего самолета? Ведь на нем номера нет. Хотите всучить нам первый попавшийся? Не выйдет. Здесь простачков, товарищ Парамонов, нет. На вашем месте я бы во всем честно признался. У вас есть смягчающие обстоятельства: самолет не ваш, вам приказали подготовить его в ограниченное время.
— Но я все сделал как положено. — Парамонов умоляюще повернулся к Мельникову: — Товарищ полковник, вы же меня знаете. Поверьте, я ни в чем не виноват.
Мельников распрямился, посмотрел вопросительно на Ганжу и, болезненно поморщившись, махнул технику:
— Ступай, мы тут разберемся. — Тон его был дружелюбным.
В глазах у техника блеснула надежда, он встал и переминался с ноги на ногу, не решаясь выйти.
— Иди, иди, — подтвердил Мельников, и Парамонов, неуклюже повернувшись, торопливо засеменил к двери.
Мельников поднялся. Придерживая рукой поясницу, он прошел к столу, постоял и поднял на меня глаза.
— А что думает по этому поводу командир? — спросил он как-то иронически.
Я встал.
— Сиди, сиди. Это я от радикулита разминку делаю.
Он выжидающе смотрел на меня, и в его вопросе и взгляде мне вдруг почудился какой-то подвох. И мне снова припомнился суд, обвинение в том, что я бросил в «бою» командира звена. Теперь он хочет узнать, как отнесусь я к подчиненному, оказавшемуся в трудном положении, протяну руку помощи или постараюсь откреститься, предоставив решать его судьбу инспекторам. Теперь, когда в кабинете Парамонова не было, уверенность моя в его невиновности поколебалась; достаточно и того, что вступился вчера за Октавина! Однако высказаться против Парамонова, когда дело еще неясно, тоже непохвальная поспешность.
— Надо бы прежде поискать самолет, — сказал я.
— Мудро, — усмехнулся Мельников. — А мы тут, дураки, голову ломаем.
Нет, полковник Мельников не забыл наших распрей, и мои капитанские погоны не возвысили меня в его глазах. Что ж, так оно и должно быть — хорошее забывается быстро, а плохое занозой сидит в сердце. А кто знает, как бы я разговаривал с ним, если бы меня уволили тогда из армии и мы встретились на гражданке. Меня и сейчас кидает в жар при одном воспоминании, что я чуть не распрощался тогда с небом.
— Вегин был в отпуске, — вступился за меня Ганжа. — Его только вчера отозвали — Вологуров-то должен перейти к нам.
— Поговори тогда с командиром эскадрильи. А я пройдусь немного, — сухо оказал Мельников и заковылял к двери.
Я облегченно вздохнул, словно допрашивали не Парамонова, а меня.
— Скрипит старик, — сочувственно сказал Ганжа, когда полковник вышел, и, нажав кнопку динамика, попросил дежурного прислать к нему Вологурова. Не прошло и минуты, как комэск явился.